О. Я пытаюсь, быть честным, когда говорю о своей биографии и своем отношении к Югу—каким бы оно ни было. Думаю, что в этом смысле я не сильно исказил истину. Я вырос на Юге и, следовательно, считаю себя южанином. Но еще в молодости я по собственному желанию переехал на Север и с тех пор живу здесь. Южанин-то южанин, но до известного предела. Я ассимилированный северянин с южными корнями, только и всего.

В. Было ли на Юге нечто такое, что заставило вас уехать оттуда? В интервью «Пэрис ревью» вы говорили, что вас тянет обратно, что вы часто мечтаете вернуться домой, на Юг, обосноваться там, купить арахисовую ферму.

О. В романе это тоже есть. Тоже есть арахисовая ферма.

В. Вы вспомнили об интервью, когда писали этот кусок, или в нем просто выразилось ваше главное ощущение?

О. Нет, но я помню, что, когда мне было за двадцать, меня обуревали двойственные чувства. После четырех или пяти лет жизни на Севере у меня появилось желание, не могу выразить, насколько сильное, уехать обратно на Юг. И идея возвращения символически воплотилась в мысль приобрести там маленькую арахйсовую ферму.

В. И почему же вы ее не купили?

О. Появились другие дела. Я женился, не знал, как лучше устроиться. Помню, после, в 1947 году, я почти год прожил в Дареме и никак не мог решить, где же обосноваться. Думаю, в этом проявилось мое двойственное отношение к Северу и Югу. Потом, в 1948—1949 годах, я снова поехал на Север.

В. Почему именно журнал «Эсквайр» опубликовал большинство ваших работ?

О. Мне нравится «Эсквайр». Во-первых, там мало ограничений: в «Нью-Иоркере» никогда не пройдет неприличное слово, а в «Эсквайре» таких проблем нет. Потом у него хорошая, широкая аудитория...

В. В 1963 году в рецензии на книгу Танненбаума «Раб и гражданин» вы сравнивали рабство и концентрационные лагеря. Потом, в 1965 году, вы напечатали в журнале «Хэндл» большую статью, где размышляете о природе зла и где снова упомянули о лагерях. Высказываясь относительно «Ната» в 1967—1968 годах, вы опять-таки говорили о лагерях. Значит, уже тогда у вас появилась мысль написать о них?

О. Нет, тогда я об этом не думал. Я уже забыл, что так много говорил о них. Понимаете, я не считаю, что рабство—то же самое, что ужасы нацистских концентрационных лагерей. Я не считаю, что Вьетнам был так же страшен, как лагеря. Я хочу сказать, что это опасное занятие—сравнивать страшные страницы в истории человечества. Одни ужасы ужаснее других. Я только что посмотрел фильм моего друга Марселя Офулса «Память о справедливости»—великолепная картина о Нюрнбергском процессе. Прекрасный фильм. В прошлом году у Офулса произошла стычка с хозяевами киностудии, его пытались отстранить от работы. Так, кроме всего прочего, хотели приравнять Вьетнам к Нюрнбергу. Фильм действительно затрагивает Вьетнам, но в основном он о Нюрнберге, об ответственности народов, о смысле справедливости, об уроках Нюрнберга. Многое можно сказать о мерзости и кошмарах американского рабства. Можно говорить о грязи и ужасах вьетнамской войны. Но нельзя механически сравнивать их с Освенцимом, который представляется мне высшим злом, такого ада не было в истории человечества. Известны, правда, и другие примеры геноцида—турки, например, вырезйли армян. Но я думаю, неверно обвинять всю нацию, в данном случае немцев, за преступления в концентрационных лагерях, хотя можно утверждать, что они несут большую долю отвётственности.