Зачем же тогда писать такие романы? Почему не пойти легким и безопасным путем, сочиняя немыслимые истории, детективы или горячительный сексуальный «верняк»?
Ответ зависит от того, почему человек вообще берется писать. Есть множество мотивов: деньги, слава, моральное удовлетворение, тяга к творчеству. В их числе может быть и желание писать в духе классической литературы, той, что, к сожалению, выглядит умирающей формой искусства.
Что до меня, то я придерживаюсь старомодного взгляда на искусство слова и назначение писателя. Я рос в небольшом поселке в штате Миссисипи времен кризиса, не было ни телевизоров, ничего такого, и главным развлечением были поля, лес, реки и—книги. Я преклонялся перед писателями и читал взахлеб все, что попадалось под руку,— от дешевых книжек о Дерзких Парнях до Диккенса. Я снова и снова помогал выслеживать Моби Дика, а от рассказов Эдгара Аллана По у меня мурашки по коже бегали.
Я уверовал, что способность писать—дар свыше и распоряжаться им надо подобающим образом, что писатели должны не только развлекать, но и направлять свой талант к тому, чтобы освещать темные стороны жизни и тем просвещать сердца.
Устаревшие, вышедшие из моды понятия? Может быть. Потому-то я и решил писать об униженных, обиженных, обездоленных— о сезонниках и забитых индейцах, о «болотных крысах» на Перл-ривер, о белых и черных бедняках на Юге во времена бурных движений 60-х годов. О таких вещах мало что знают, а надо бы. Ведь это живые люди, а не выдумка, и реальные ситуации.
Понимаю, что отношусь к ничтожному меньшинству среди писателей. Большинство тратит талант на создание денежных боевиков, которые я лично расцениваю как хлам и халтуру. Сквернословие, насилия, непристойности рисуются не для того, чтобы уяснить происходящее в действительности, а только ради того, чтобы шокировать читателя. Множество теперешних романов, основанных будто бы на жизни современного общества, так же реальны, как земляника на Марсе. Беда в том, что многие молодые люди принимают напечатанное за чистую правду, начинают верить, что это в порядке вещей, и стараются подражать прочитанному.
И все-таки я надеюсь, что маятник качнулся в обратную сторону, от макулатуры к содержательной литературе. Людям просто надоедает многое—и в книгах, и в кино. Может быть, недалек день, когда писатели снова сделаются тем, чем они призваны быть,— хроникерами человеческого опыта. И тогда молодежь снова будет преклоняться перед ними*