Элизабет слегка растерялась:

– В пользу гребли могу сказать, что она избавляет нас как от диет, так и от таблеток. Да и для души полезна.

– А я думала, вы в душу не верите.

Элизабет вздохнула. Опять смежила веки. Кальвин. Ты хочешь сказать, что женщинам не дано освоить греблю?

– Когда-то мы с ней вместе работали, – сказала Фраск, выключая телевизор. – В Гастингсе, пока обе не попали под увольнение. Вы действительно о ней не слышали? Элизабет Зотт. Ее по разным каналам показывают.

– Она что, тоже гребчиха? – поразился Уэйкли.

– В каком смысле «тоже»? – спросила Фраск. – Вы многих гребцов знаете?

– Мэд, – говорил Уэйкли, разглядывая здоровенного пса, которого Мадлен привела с собой в парк, – почему ты мне никогда не рассказывала, что твоя мама выступает по телевидению?

– Я думала, ты знаешь. Это все знают. Особенно теперь, когда она перестала верить в Бога.

– Не верить в Бога – не так уж страшно, – сказал Уэйкли. – Говоря «это свободная страна», мы подразумеваем, в частности, и такую позицию. Человек вправе исповедовать любые убеждения, если только его убеждения не причиняют вреда окружающим. Более того, я считаю, что наука представляет собой разновидность религии.

Мадлен вздернула бровь.

– Скажи, пожалуйста: а это кто такой? – спросил он, протягивая руку псу, чтобы тот смог ее обнюхать.

– Шесть-Тридцать, – ответила Мадлен в тот миг, когда по дорожке, громко болтая, проходили две женщины.

– Поправь меня, Шейла, если я не права, – говорила одна, – но мне кажется, она сказала, что для нагрева одного грамма атомной массы чугуна на один градус Цельсия требуется ноль целых одиннадцать сотых калории тепла?

– Совершенно верно, Илейн, – отвечала вторая. – Потому-то я и запланировала покупку новой сковороды.

– А ведь я его узнал, – припомнил Уэйкли, когда болтуньи удалились. – По вашей семейной фотографии. Какой красавец!