Шесть-Тридцать ткнулся мордой в мужскую ладонь. Приличный человек.

– Кстати, готов поспорить: ты считаешь, что я забыл – много воды утекло с тех пор, – но я наконец достучался до приюта Всех Святых. По правде говоря, после нашей первой беседы я не раз туда звонил, но всякий раз слышал, что епископа нет на месте. А сегодня застал его секретаршу, и она сказала, что никаких следов Кальвина Эванса у них в архиве нет. Похоже, мы с тобой что-то перепутали.

– Нет, – возразила Мадлен. – Приют – тот самый. Я на сто процентов уверена.

– Мэд, вряд ли секретарь священнослужителя будет лгать.

– Уэйкли… – сказала она. – Все лгут.

Глава 34 Приют Всех Святых

Глава 34

Приют Всех Святых

– Как-как? Приют Всех Святых? – убито переспросил епископ.

Шел 1933 год, и, хотя он надеялся на место в зажиточном приходе, где скотч льется рекой, ему светило лишь осесть в глубинке штата Айова, в кишащем крысами воспитательном доме, где сотня с лишним сорванцов разного возраста – будущих уголовников – станут ему вечным напоминанием о том, что подшучивать над архиепископом можно только в его отсутствие.

– Приют Всех Святых, – подтвердил архиепископ. – Это заведение нужно держать в строгости. Как и вас.

– По правде говоря, у меня плохо получается ладить с детьми, – ответил епископ. – Вдовы, проститутки – с ними я управляюсь как нельзя лучше. Может, от меня будет больше пользы в Чикаго?

– Кроме дисциплины, – продолжил архиепископ, игнорируя его мольбы, – приют также нуждается в средствах. Одной из ваших обязанностей станет обеспечение долгосрочного финансирования приюта. Если справитесь, то в будущем сможете рассчитывать на место получше.

Но будущее почему-то не наступало. На горизонте уже маячил 1937 год, а епископу так и не удалось решить денежную проблему. Но хоть какие-то успехи у него были? Да, он сократил свой десятистраничный список ненавистных признаков этого места до пяти основных тезисов: настоятели – неучи, из еды – одни каши, повсюду плесень, безудержная педофилия и медленный, но неиссякаемый приток новичков, слишком оголтелых или оголодавших, чтобы влиться в нормальную семью. Такие никому не нужны, и епископ мог это понять: уж ему-то они точно не требовались.

Заведение кое-как перебивалось за счет обычных католических практик, таких как продажа хереса и закладок для Библии, попрошайничество и лизоблюдство. Но по существу архиепископ оказался прав: приюту остро не хватало средств. Проблема упиралась в то, что зажиточных людей привлекали блага, которых у сиротского дома попросту не было. Кафедры. Стипендии. Мемориальные кладбища. Сколько ни старался епископ найти спонсоров, потенциальные благодетели с ходу определяли фатальные недостатки приюта. «Ищите стипендии», – кривились они. Но приют не относился к учебным заведениям, точно так же как тюрьма не относится к заведениям воспитательным: ни в первое, ни во второе никто не стремится вкладывать средства. Спонсировать кафедру? Та же проблема – в приюте не было факультетов. А уж кафедр – тем более. Мемориальные кладбища? Воспитанникам умирать было рановато, да и кто захочет увековечивать детей, которых все стремятся забыть?