Кейт сжимает ее руку.

Джесс присаживается с другой стороны. Они трое рядом. Это напоминает снимок, который мы делали каждый октябрь для рождественских открыток, расставляя детей по росту на толстой ветке старого клена или невысокой каменной ограде, — замерший момент вечности на память всем.

— Альф или мистер Эд, — продолжает прерванную игру Джесс.

Уголки рта Кейт приподнимаются.

— Лошадь[41]. Восьмой раунд.

— В точку.

Брайан нагибается к Кейт и целует ее в лоб.

— Спокойной ночи, малышка. — Когда Анна и Джесс выходят в коридор, он и меня тоже целует на прощание, добавляя шепотом: — Позвони мне.

Мы с Кейт остаемся одни, я сажусь рядом с дочерью. Руки у нее такие тонкие, что, когда она ими двигает, я вижу, как под кожей шевелятся кости, а глаза выглядят более старыми, чем мои.

— Ты, наверное, хочешь что-то спросить, — говорит Кейт.

— Может быть, позже, — отвечаю я и сама удивляюсь.

Я забираюсь на кровать и заключаю дочь в объятия.

Тут я понимаю, что мы никогда не заводим детей, мы их получаем. Причем иногда совсем ненадолго, вопреки нашим надеждам и ожиданиям. Но все равно это намного лучше, чем вовсе их не иметь.

— Кейт, мне так жаль.

Она откидывает голову, чтобы заглянуть мне в глаза, и с горячностью отвечает:

— Не надо ни о чем жалеть. Потому что я не жалею. — Кейт пытается улыбнуться, что есть сил пытается. — Ведь было хорошо, мам, правда?

Я закусываю губу, ощущая тяжесть слез:

— Лучше не бывает.

Четверг

Четверг