В разгар работы приплелся Джульбарс, видимо спущенный с цепи. Осторожно ступая по рыхлой земле, великолепный пес пошел к Володе, понюхал выкопанную траншейку и улегся рядом, охлаждаясь на сырой земле.

С тех пор как-то само собой повелось, что мы с Джульбарсом, или просто Джулькой, как он позволил себя называть, стали друзьями. Он быстро выделил меня из прочих — ведь именно из моих рук ежедневно он получал еду, поскольку мне вменили в обязанность кормление станционных собак («Ты все равно с животными возишься, вот и корми этих заодно»). Теперь мое появление он приветствовал отчаянным, но сдерживаемым вилянием хвоста и шел навстречу медленно, с достоинством. Подойдя, обнюхивал ноги, руки и сумку и провожал до живого уголка. Если я его не выпроваживала, входил и растягивался на полу посередине комнаты в позе сфинкса. Иногда он обходил клетки с хомяками и свинками и подолгу принюхивался, очевидно пытаясь понять, что это за существа. Но ни разу не было такого, чтоб Джульбарс даже сделал вид, что хочет попробовать моих питомцев на зуб. Несколько раз я нарочно вынимала свинок из клеток и подносила ему. Пес всякий раз выказывал к ним живой интерес, шумно дышал, но не пытался схватить — видимо, понимал, что эти существа тоже находятся под его охраной.

Сторожем Джулька оказался отменным — в его ведении находилась не только сама станция, но и все ее обитатели. Так в число охраняемых объектов попала и я.

Джульбарс не умел выказывать эмоции — его этому не учили. Хвостом он вилял в самом крайнем случае, да и то весьма сдержанно, улыбаться по-собачьи вовсе не умел. Чувства свои он проявлял, прижимаясь головой к коленям человека или подсаживаясь рядом вплотную, так, чтобы ощущать тепло живого существа. Во всем этом было что-то от Белого Клыка. Они оба словно прошли одну школу выживания, в которой главное — чтобы пес умел хорошо кусаться и не доверял чужим. То и другое он умел отлично — не раз и не два мальчишки, позарившиеся на яблоки и груши, убегали покусанные. Джулька не доверял не просто чужим — он вообще не верил мужчинам, и даже на нашего водителя рычал, если тот подходил слишком близко. Впрочем, тот платил четвероногому сторожу тем же.

Исключением оказалась я, как уже было сказано не раз. Только мне Джульбарс подставлял широкую лобастую голову, прося погладить, только при мне он становился обычной собакой и, считая, что должен охранять и меня, частенько садился мне на ноги. Подойдет, вроде для того, чтобы обнюхать, долго изучает мой запах, а потом разворачивается спиной и усаживается, иногда даже приваливаясь ко мне для удобства. При этом он особенно любил, чтобы его почесывали, — в его богатой шубе блохам всегда, даже в морозы, было раздолье.