Так, на портрете жены Г. К. Савицкого («Портрет жены», 1941) видны комод красного дерева, зеркало в пышной резной оправе, картина в золоченой раме, ковер, висящий на стене, хрустальная ваза. Под стать этой обстановке образ самой женщины: она стоит в полный рост, небрежно облокотившись на спинку дивана одной рукой и поставив на талию вторую. На ней шелковое платье в пол, отделанное дорогим кружевом. Она сплошь покрыта украшениями: браслеты, серьги, часы, жемчужное ожерелье, камея. Демонстрация всех этих знаков успешной жизни кажется чересчур намеренной, их количество на сантиметр полотна превышает нормы вкуса.

Но даже если художник не прописывал обстановку, она легко дорисовывается в соответствии с образом женщины. Так, жена на портрете работы А. П. Бубнова («Портрет жены», 1940) предстает в мехах, модной шляпке, с белоснежными кружевными перчатками на руках. Мы не видим окружающего ее пространства, но понимаем, что оно столь же дорогое и модное.

Как можно увидеть, изменился не только антураж портретов — поменялся сам тип изображаемой женщины: место загадочных и отрешенных муз заняли уверенные, исполненные чувства собственного достоинства дамы. Они выглядят старше, их фигуры полнее, позы решительнее. Кружева и шляпки на них — не знак прошлой эпохи, не символ эскапизма, а, напротив, знак успешности. Мир поменялся, и советская элита вернулась к традиционным ценностям и знакам жизненного преуспевания.

Жены художников отныне — светские ухоженные дамы с претензией на аристократизм, который часто оборачивается буржуазностью, китчем, как на «Портрете жены» Д. Б. Дарана (1933). Уйдя от эфемерности и мечтательности, они погрузились в реальную, комфортную (а по тем временам и роскошную) жизнь. Они заботятся о карьере мужа и помогают его продвижению. Показательную, хотя и чрезвычайно пристрастную характеристику жене художника П. П. Кончаловского, Ольге Васильевне Кончаловской, дал в своих мемуарах А. В. Лентулов:

Она до мозга костей мещанка, помешанная на знати, на славе П. П. Кончаловского, ее мужа, и до умопомрачения надоедливая женщина. Она так влюблена в своего Петю, что совершенно не способна ни о чем другом говорить, кроме его славы, о том, как его все любят, как перед ним все преклоняются, как много он пишет (и странно, что главное — это именно «много», она почти не говорит о качестве) и кто у них был. Она способствует росту карьеры П. П., и надо отдать ей должное в этом[1315].

Она до мозга костей мещанка, помешанная на знати, на славе П. П. Кончаловского, ее мужа, и до умопомрачения надоедливая женщина. Она так влюблена в своего Петю, что совершенно не способна ни о чем другом говорить, кроме его славы, о том, как его все любят, как перед ним все преклоняются, как много он пишет (и странно, что главное — это именно «много», она почти не говорит о качестве) и кто у них был. Она способствует росту карьеры П. П., и надо отдать ей должное в этом[1315].