Впрочем, представить, чтобы состоявшиеся литераторы, пришедшие в журналистику, полностью отказались от проявлений авторской субъектности, довольно сложно. Даже такие документальные жанры, как очерк и статья, находятся в существенной зависимости от индивидуальной оптики пишущего и включают элементы его авторской поэтики. Если речь идет о гендере, то стоит предположить, что занявшиеся в 1920-е годы газетной работой писательницы, оказавшись в целом вне поля так называемого женского автобиографического письма[1421], допускали отдельные моменты гендерно индикативного характера и фемининность пишущих могла проявляться и в ориентированных на советскую производственную прагматику текстах. С этой гипотезой мы обращаемся к уральским травелогам 1920-х годов авторства Ларисы Рейснер и Елизаветы Полонской.

Обе писательницы — фигуры во многом знаковые для литературы своего времени. При том, что дебюты обеих пришлись на эпоху Серебряного века (пьеса «Атлантида» Рейснер была опубликована в 1913 году в альманахе «Шиповник»; первые стихи Полонская представила публике в Париже в начале 1910-х), расцвет их творчества состоялся именно после революции 1917 года. Рейснер, прошедшая период литературного ученичества в кругах петербургской богемы и сделавшая впоследствии карьеру военного политика, осознанно переместилась в пространство советской очеркистики: это стало своего рода продолжением ее политической деятельности. «Литературное имя Ларисы Рейснер спорило с ее организаторскими, революционными и боевыми заслугами»[1422], — дал точную характеристику в биографическом очерке 1927 года Иннокентий Оксенов. Книги «Гамбург на баррикадах» (1924), «Фронт» (1924), «Афганистан» (1925), «Уголь, железо и живые люди» (1925) программно обозначают внешне— и внутриполитические приоритеты советской власти.

О поэзии Полонской заговорили после выхода сборника стихотворений «Знамения» (1921). Следующий сборник «Под каменным дождем» (1923) упрочил ее литературную репутацию. Кроме того, как известно, Полонская была единственной женщиной в литературной группе «Серапионовы братья». В ее случае — писательницы, не вовлеченной в активную политику, — обращения к журналистике в 1920-х годах были эпизодичны и связаны главным образом с внештатным сотрудничеством в газете «Ленинградская правда», от которой писательница ездила в командировки. Если Рейснер с ее значением политической фигуры и работой в центральных «Известиях» могла задавать тон советской журналистике, то Полонская в качестве рядового исполнителя больше следовала общим тенденциям.