О том, что такого рода религия действительно в древние времена существовала, мне удалось узнать только после того, как я очутилась в немецкоязычной среде и смогла прочесть книги немецких исследовательниц матриархальных религиозных систем Х. Гёттнер-Абендрот и Й. Шрайер. Только после этого я обратила внимание и на то, что во многих советских песнях 1930-х годов в центре стоит эта повелительная фигура — не просто Страна, не просто Родина, а Родина-Мать. И отметим, что то коллективное «мы», от лица которого складываются слова песен, зачастую ощущает себя «как дети»: «И жарко любим и поем, как дети», «Мы можем петь и смеяться, как дети»…

На что это указывает? На то, что «мы», по сути, снимаем с себя ответственность взрослого человека и растворяемся в лучах родительской любви, подчиняться приказам которой одно удовольствие? И что это за родитель такой? Нет, это уж точно не Отец-государство (Vater-Stadt), как в Германии, где в то же самое время создавался культ абсолютно жестокого и беспощадного «отца». Может быть, не только русская грамматика сделала из советского государства «страну», т. е. существо откровенно женского рода?

Парадоксальным образом та самая женственность и даже сентиментальность, которую кем-то (может быть, Духом времени) было решено высмеять, — эта самая женственность, а вернее, то, что традиционно считалось принадлежностью женственности, вскоре вышло на первый план. Я имею в виду ту настоящую утопию, которая была показана в знаменитом фильме «Цирк» (1936). В кульминационной сцене этого фильма представители в идеале всех советских народов берут на руки черного ребенка и поют ему, каждый на своем языке, колыбельную песню — что во все времена и у всех народов было прерогативой матерей. Этого ребенка на арену выпустил американский злодей-менеджер, чтобы опозорить звезду цирка, показав всем, что у нее — какой ужас! — черный ребенок. Но — на нашем языке, в нашем мире! — ребенок оказался совсем не «черным», а нежным и нуждающимся в ответной нежности! И как подтверждение этому звучат слова «Нет для нас ни черных, ни цветных» в заключающей фильм песне.

Эта песня-гимн прославляет Родину, которая очевидно и откровенно имеет две ипостаси: с одной стороны, она Невеста, а с другой — Мать: «Как невесту, родину мы любим, / Бережем, как ласковую мать». Смею соотнести именование Родины Невестой с первой (юной, девственной) ипостасью богини, а именование Матерью — со второй (третья, подземная, ипостась появляется из-под земли во время войны на всех плакатах «Родина-Мать зовет!» — страшная хтоническая, земляная богиня, мать сыра земля). Можно ли поверить в то, что волшебные слова советских песен, будто «нет для нас ни черных, ни цветных» или будто «женщина с мужчиной в одном строю свободная идет», случайно почти дословно совпадают со словами утописта двухтысячелетней давности о том, что не будет ни эллина, ни иудея, ни свободного, ни раба, ни мужчины, ни женщины, а все одно (имею в виду апостола Павла)?