Одно из первых упоминаний этой таинственной инстанции находим в стихах «Песни о встречном» (1932) Бориса Корнилова: «Страна встает со славою / На встречу дня». Одно из последних — в «Гимне энтузиастов» (1940): «Здравствуй, страна героев…» Связано ли это обращение к мифическому образу Страны (она же Родина) с преодолением мысли основоположника советской идеологии Карла Маркса о том, что социализм нельзя (!) пытаться строить в одной отдельно взятой стране, не берусь сказать. Однако возникновение популярной песни «Низвергнута ночь…», в которой утверждается мечта «По всем океанам и странам развеем / Мы алое знамя труда», датируется 1929 годом. Образа одной-единственной страны, какой бы великой и замечательной она ни была, в этой песне еще нет — «нам» подавай все страны, и к тому же все океаны.

Чтó это за песни такие были, что вырывались не только из рупоров на площадях, звучали не только в радиопередачах, но прежде всего существовали напеву — во время дружеских встреч, праздничных застолий, да и просто — за мытьем посуды, за приготовлением еды? Неужели спущенная сверху пропаганда могла вызвать такой взрыв энтузиазма, продержавшегося не год и не два, а по меньшей мере десятилетие, — и отзвуки которого последующее поколение продолжало впитывать и в послевоенные годы?

В моей первой повести «Темница без оков» есть сцена, в которой родители героини поют песни 1930-х годов: «Пели с воодушевлением, словно что-то, чего нельзя назвать словами, дохнуло им в лицо и вновь воскресило их. Седые, покрытые морщинами, они пели со всей страстью юности… И песни звучали, почти независимо от тех, кто их пел, оживляя невозвратимое, немыслимое теперь время»[1519].

Эта сцена настолько «зацепила» читателей самиздатского журнала «37», в котором в 1977 году эта повесть была впервые опубликована, что они познакомили меня с автором слов моей любимой песни из кинофильма «Семеро смелых» — с Андреем Николаевичем Апсолоном. И из интервью, которое мне в 1978 году удалось у него взять, я узнала, что все было как раз наоборот: никакой пропаганды и вообще ничего, спущенного сверху! Стихи, ставшие потом словами этой песни, вырвались у него из души, когда он на самом деле уезжал из Ленинграда «штурмовать далеко море» (он играл одну из ролей в этом фильме) и прощался со своей женой. И худсовет пытался не пропустить песню с этими словами на экран, придираясь к таким мелочам, как «неправильно» поставленное ударение в слове «невидимый», к тому, что использовалась краткая форма прилагательного («далеко море» вместо «далекое море»). Но актеры фильма и его режиссер отстояли песню именно с этими словами!