Однако главной заботой Яковлева оказывается прошлое. В статье Яковлев бил по тому, что назвал двумя крайностями внеклассового подхода, представители которого с «внеклассовых», «всечеловеческих» позиций (пройдёт всего 15 лет, и с этих позиций «общечеловеческих ценностей» будет верещать сам Яковлев) абсолютизируют: одни – научно-технический прогресс и его носителя, интеллигенцию; другие – патриархальное крестьянство, национальную специфику. И всё же национальнокрестьянский «фронт» в статье Яковлева был главным, ему посвящены четыре параграфа из пяти.

Есть несколько версий того, почему Яковлев вдруг разразился «погромной статьёй». Согласно аппаратной версии, на мой взгляд, неубедительной, Яковлев сначала ставил на «железного Шурика» А. Шелепина, потом переметнулся к Брежневу, но его не простили и т. д. Интересующихся номенклатурной «жизни мышьей беготнёй» отсылаю к яковлевским мемуарам «Омут памяти» (название – из разряда фрейдовских проговорок: здесь тебе и «в тихом омуте…» и «ловля рыбки в мутной воде» и многое другое; мутный человечек был Яковлев – и мемуары у него мутные, но при внимательном, пристальном чтении из них многое можно вытащить). Впрочем, аппаратная подоплёка появления статьи в данном контексте не так важна, равно как не столь важно, действительно ли сам Яковлев написал статью или подправил подготовленное обслугой из «партийной интеллигенции» – «зелёненькими», как назвал их Э. Неизвестный.

«Зелёненькие» – это нервная, юркая, шустрая обслуга «красненьких», т. е. реальных столоначальников, советских собакевичей; «зелёненькие» – это «те, кто мычание «красненьких» должен превратить в членораздельную речь… угадать их желания, но сформулировать так, чтобы коллективный мозг признал формулировки своими, как если бы «красненькие» сами их создали». Впрочем, по должности Яковлев был ещё не полностью «красненьким», отчасти «зелёненьким», мог и сам кое-что написать. «Коллективный мозг», однако, как мы увидим, не признал написанное своим. Однако всё это, повторю, в данном контексте значения не имеет. Значение имеет сам текст. Конечно же, Яковлев был беспринципным карьеристом, а всё или почти всё, что делают люди такого сорта, особенно официально, связано с карьерой. Связь эта, однако, может быть разной – как примитивно-холуйской, так и более хитрой. Случай «антиисторической статьи» – из этого разряда. Яковлев верно уловил некие тенденции и отреагировал на них как на опасные, но он не просчитал расклад сил.

У всех задетых Яковлевым так или иначе появились проблемы. Но возникли они – бумеранг! – и у автора, которому пришлось отвечать за «ноябрьский эпизод» перед старшими товарищами, тем более, что взбешённый содержанием статьи М.А. Шолохов обратился по её поводу к Л.И. Брежневу, и тот попросил М.А. Суслова разобраться. Перед Яковлевым замаячили два варианта: либо должность ректора в одном из педвузов, либо заместителя главного редактора издательства «Мысль». Однако «случай, бог-изобретатель» заменил всё это на посольство в Канаде. Там Яковлев в качестве посла пробыл практически до самой перестройки. Там он впитывал западную идеологию, обрастал связями, там он принимал Горбачёва и вёл с ним, как вспоминали оба, «откровенные разговоры» и по поводу СССР, и по поводу Запада, но об этом – позже.