Отметив, что взгляды на интеллигенцию как на социального лидера характерны для западных буржуазных теоретиков, «тов. Яковлев А.Н.» переходит к главной мишени – домашней, ей посвящено почти 80 % статьи. Речь о «неопочвенниках», о «деревенщиках», о тех, кто замечен в «воинствующей апологетике крестьянской патриархальности», кто полагает, что существует некая «общенациональная мораль», кто, как, например, М. Лобанов, считает, что крестьянин – «наиболее нравственно самобытный тип». Удар приходится по тем, кто говорит о «загадке России», противопоставляет её историю и культуру западной (С. Кожинов, А. Ланщиков, С. Семанов и др.). Туго приходится Л. Ершову и А. Хватову за их трактовку русской революции как «великой национальной революции»; М. Лобанову – за тезис о том, что война 1812 г. стала периодом классового мира и национальной гармонии; О. Михайлову, И. Шухову, пытающихся хоть чуть-чуть пересмотреть точку зрения на таких деятелей, как генерал Скобелев; М. Кочневу, удумавшему представить Карамзина «идейным союзником». «Тов. Яковлев А.Н.» называет это мотивом «идеализации князей, феодалов».

Достаётся Б. Егорову, посмевшему увидеть у славянофилов какой-то позитив. Какой позитив может быть для «тов. Яковлева А.Н.» в славянофильстве? Философия, оправдывавшая крепостное рабство, – и всё тут. Защищая Чернышевского от высказываний положительного героя романа М. Кочнева «Оленьи пруды» (герой не принял трактовки автором «Что делать?» русских как «нации рабов»), Яковлев обрушивает на него авторитет вождя мирового пролетариата, цитируя ленинскую фразу о «рабах-великороссах» – рабах по отношению к монархии. Кстати, в таком подходе Чернышевский, Ленин и Яковлев-72 совпадают с точкой зрения, которая проводится, например, в. Гроссманом в романе «Всё течёт», многими западными русистами (не путать с «русистами» Андропова) и советологами, а также подавляющим числом русофобов, вылезших после 1991 г. на свет подобно «уродцам из кунсткамеры» (Ю. Поляков) и особенно активно шустривших и гомонивших в 1990-е.

Иными словами, критикуя ревнителей национального духа, Яковлев выступает как последовательный западник, но только не буржуазного, а марксистско-интернационалистского толка. Капиталоцентризм – это то, что было, пусть латентно, но общим западного либерализма и советского марксизма. Представители обоих смотрели на мир сквозь призму западного, капиталистического (а иначе откуда же взяться антикапитализму?) опыта исторического развития; и те, и другие видели мир сквозь призму Запада как нормы – в одном случае с буржуазной позиции, в другом – с антибуржуазной. Отсюда – острая критика позитивного отношения к патриархальному крестьянству (патриархальное – значит, не обломанное о капиталистическое или коммунистическое колено, а потому неконтролируемое), интереса к любой социокультурной или национальной специфике. Позитивные оценки крестьянства Яковлев квалифицирует как мелкобуржуазный национализм (ленинская тупая, но социально и политически абсолютно понятная манера отождествлять крестьянство с мелкой буржуазией, прямо противоречащая мысли Маркса о том, при каких условиях мелкий собственник действительно превращается в мелкого буржуа – в том случае, если капиталистический способ производства подчинил себе данную социальную систему в целом, чего в России никогда не было), как защиту дела бесперспективного, которое есть «самой жизнью обречённое, отвергнутое».