Позади Прохора Петровича послышалось сопение, трап подпрыгнул.

— Это ещё что такое? — спросил лейтенант и посмотрел в темноту. — Вахтенный, не пускать собаку!

— Медведь тут, товарищ лейтенант! — крикнул вахтенный.

— Какой медведь? Гнать его!

Прохор Петрович, не говоря ни слова, повернулся и пошёл по трапу назад.

На катерах уже заводили моторы.

— Чёрт его знает что! — сказал лейтенант. — Это ваш медведь? Так ведь поймите, нельзя его брать на военный корабль!

Прохор Петрович пожал плечами.

— К вечеру шторм обещают! — сказал сигнальщик.

— Тьфу ты!.. Пропустите зверюгу! — сказал лейтенант. — Только чтоб её духу около мостика не было. Пускай на корме сидит. И к пулемётам не подпускать!

Прохор Петрович вернулся.

С громом завелись моторы. Катер рывком отлетел от причала и помчался в чёрную ночь, вымётывая из-под бортов белые гаснущие пятна пены.

На поворотных, невидимых в темноте мысах, звёздочками замерцали маячные огоньки.

— Проблёскивают! — сказал лейтенант, показывая на огоньки. — Там, что ли, главные мели?

— Затмеваются, — сказал Прохор Петрович. — Здесь все огни затмеваются… Главные мели утром проходить будем.

Ночь кончилась, занялось утро — полный штиль.

Из-за тоненькой полоски сахалинского берега всплыл оранжевый шар солнца. Желтея и уменьшаясь, он начал подниматься выше и выше.

— Море-то как остеклело! — сказал Прохор Петрович.

За головным катером шли ещё три. Они неслись, не касаясь носами неподвижной воды, глубоко погрузив кормы. Оттого, что катер не трясло и не било, Прохору Петровичу казалось, что он совсем не движется.

Впереди вынырнул красный буй.