Наконец, я был удивлен разрывом между экономическими исследованиями и политикой. Экономисты любят жаловаться, что если бы только политики прислушивались к ним, экономическая политика была бы более эффективной. В этой мысли есть доля правды, но, на мой вкус, она слишком эгоцентрична. Прежде всего, как скажет вам любой экономист, имеющий некоторый опыт в области политики, экономический советник тратит большую часть своего времени, критикуя явно плохие идеи, и редко получает возможность отстаивать хорошие. Более того, есть достаточно веские доказательства того, что экономистам не удается давать своевременных рекомендаций. Очевидным примером является финансовый кризис 2008 года, когда большинство специалистов в области финансов не смогли понять существующие риски, пока не стало слишком поздно. На большинстве научных конференций в 2000-е годы преобладало мнение о том, что финансовая отрасль является движущей силой инноваций и экономического роста, и лишь немногие экономисты подвергали это сомнению. Противостояние общепринятому мнению стимулирует, но сопровождается риском. В начале 2008 года я написал статью об измерении эффективности финансов и, к своему большому удивлению, обнаружил, что на самом деле финансы не стали более эффективными. Мы обсуждали эту идею в главе 11. Это, вероятно, одна из моих самых известных работ, но потребовалось семь лет – и много отказов, – чтобы ее опубликовать (Philippon, 2015).
Экономисты также не смогли изучить и понять рост концентрации во многих отраслях, когда он начинался. Разумеется, сегодня существует богатая литература о прибыли, конкуренции и концентрации. Но, за некоторыми исключениями, которые я выделил в этой книге, ни один ученый не стал провидцем и не бросил вызов существующему положению вещей, когда такое мнение было спорным, а значит, могло принести пользу.
Те же проблемы возникают и в других областях экономической науки. Хорошим примером является торговая политика. Я рекомендую всем послушать замечательный выпуск подкаста Trade Talks, в котором участвует Пол Кругман[95]. Кругман объясняет, что теоретические модели обычно отстают от развития мировой торговли. До 1980-х годов большая часть международной торговли велась между богатыми странами и предполагала покупку и продажу продукции одних и тех же отраслей. Стандартные модели не могли этого объяснить и предсказывали торговлю различными товарами между странами с различными сравнительными преимуществами. Новые модели торговли, основанные на специализации и отдаче от масштаба, были разработаны для учета торговли между богатыми странами… как раз тогда, когда начался рост торговли с бедными странами, что хорошо объясняется более старыми моделями сравнительных преимуществ. Когда в 1990-х годах стали выступать вперед проблемы неравенства в результате международной торговли, теоретические модели не предсказывали значительных последствий, экономисты утверждали, что беспокоиться не о чем… как раз тогда, когда Китай вступил во Всемирную торговую организацию, что оказало значительное влияние на занятость и заработную плату в развитых странах. В настоящее время китайский шок остался позади и у нас меньше поводов для беспокойства о неравенстве, но общественность считает иначе.