И наконец, у этих партий нет серьезных парамилитарных формирований. Шокирующие, но редкие и случайные акты насилия совершают маленькие маргинальные группы, очень слабо организованные, состоящие в основном из малообразованных и безработных молодых людей, подогретых алкоголем, — так называемых скинхедов; и насилие их почти полностью направлено на иммигрантов. Подавляющее большинство тех, кто нарушает общественный порядок, никак не связаны с какими-либо крайне правыми партиями или неонацистскими группировками. Руководители партий также недовольны их действиями, считая, что из-за уличного насилия теряют голоса. Существуют те, кто относится к скинхедам с сочувствием, но в основном это пожилые и малообразованные люди (Willems, 1995; Gress, 1998: 238–250).

Как показывают опросы, главным образом за правые популистские партии голосуют те, кто считает, что их, как граждан, предали: вроде бы у них есть все права, но на самом деле они задвинуты на задворки жизни элитой, крупным бизнесом и вновь прибывшими иммигрантами. Они, как правило, не отличаются хорошим образованием или профессиональными навыками. Это мужчины среднего или преклонного возраста, жители небольших городов, работающие на предприятиях, в маленьких фирмах и на маленьких фермах — то есть электорат отличается от классического фашистского. Их ксенофобия объясняется не только прямой конкуренцией с иммигрантами за работу или жилье, не «объективной» культурной несовместимостью, не преобладанием расизма в обществе в целом. Главная причина заключается в ощущении, что их предали, растоптали их гражданские права, и особенно сильно это чувство выражено у малоимущих граждан (Betz, 1994; Wimmer 1997). Как отмечает Итуэлл (Eatwell, 2001), крайне правые партии пользуются не классовой, а секторальной поддержкой: в каждом классе они привлекают людей в наиболее экономически невыгодном положении (хотя связывать весь спектр современных опасностей с «глобализацией» слишком банально). Несколько отличается австрийская Партия свободы. Она пользуется более широкой поддержкой и ведет свое начало от третьей великой фашистской традиции, которая не была полностью уничтожена в 1945 г. (Bailer-Galanda, 1998).

Но главным образом эти партии могут добиться успеха, сыграв на недовольстве электората традиционными правящими партиями. Особенно актуально такое «протестное голосование» в тех странах, где регионы недовольны столицей, — как, например, в Бельгии и в Австрии, а также в Италии, если принимать во внимание «Лигу Севера». То, что в знак протеста люди голосуют не за левых, а за правых, возможно, связано (кроме стран с сильными фашистскими традициями) с расовым вопросом, которого левые партии избегают (иногда — вопреки желанию своих сторонников). Однако поддержка правых сильно колеблется в зависимости от региона и момента. Много голосов получают они лишь в определенных местах — например, в Бернли, Антверпене или Каринтии (Eatwell 2001). Вероятно, так происходит вследствие того, что эти партии опираются на широкую, но неглубокую поддержку «протестных» избирателей, поэтому лишь в некоторых местах у них есть свои активисты.