Однако эти характеристики, присущие фашизму, почти никогда не встречаются вместе. Этатизм в таких странах, как Аргентина, Бразилия и Мексика, в самом деле произошел от корпоративистских режимов, на которые сильно повлиял фашизм. Тем не менее даже в период правления Перона, Варгаса и Институционно-революционной партии этатизм никогда не сочетался с парамилитаризмом или агрессивным национализмом: правители стремились усмирить и успокоить массы, а не мобилизовать их. В наше время их этатизм стал более консервативным, от прошлого осталась политика замещения импорта и государственное обеспечение работой и предоставление возможностей для развития бизнеса «клиентам», отдающие иногда (как и в некоторых других странах, например в Индии) кейнсианством. Большинство этатистских режимов — консервативные и прокапиталистические, как, например, в Южной Корее и Сингапуре. Военные режимы главным образом занимаются репрессиями в своих странах и пропагандируют этнонационализм в монополизации государственных ресурсов для своих этнических групп. Мало у кого из них есть серьезная макроэкономическая программа. Кто-то, говоря о будущем страны, говорит о сильном государстве и популизме, но в результате популизм получается в большей степени левым, чем правым, как в современной Латинской Америке (например, Уго Чавес в Венесуэле). Полного фашистского сочетания этатизма, национализма и парамилитаризма нет ни у кого, равно как нет и амбициозных современных теорий общества и прогресса. Нет утопического «Третьего пути», нет транс-цендентности[57].

Возможно, ближе всего фашизм подошел к возрождению в неожиданном религиозном облачении. Термин «теодемократия» использовал ученый исламистский фундаменталист Мадуди. Под ним имелась в виду власть не священнослужителей (иначе это была бы теократия), а всего общества верующих, следующих заповедям своей религии[58]. У такого популизма часто есть фашистские черты, особенно в исламских или индуистских политических движениях. Некоторые из этих черт объясняются исторически: с их помощью великие державы вели борьбу за независимость. Арабы и индусы сражались с британским и французским господством. Они учились у своих угнетателей либеральным и социалистическим антиколониальным идеологиям. Но они могли превратить социализм в коммунизм с помощью СССР и Китая. Все это были светские идеологии, чуждые исламу и индуизму или безразличные к ним.

Но фашистские государства, такие как Германия и Италия, также поддерживали их борьбу за освобождение, так как стремились ослабить либеральные империи. Нацисты, фашисты, мусульмане и индуисты были удивлены тем, как совпадают многие их идеи. Некоторые ближневосточные и индийские националисты, получившие образование в учебных заведениях Берлина и Рима в межвоенный период, решили, что их движения могут адаптировать фашизм под свои потребности. Нацистские теоретики уважали индуизм, считая его чистой арийской религией; индуистские варны (классическая кастовая иерархия) также соответствовали фашистскому элитизму. Все эти движения верили, что государство должно отражать духовную сущность народа, и все уделяли особое внимание военной истории и духу своих народов. Теоретики индусского национализма особо обращают внимание на хинду раштра (индусская нация) и хиндутву (индусскость) — понятия, очень схожие с немецким volkish. В 1930-х мусульманские и индусские националисты также открыто приняли фашистские организации, делая акцент на иерархии, дисциплине, парамилитаризме и сегрегации активистов мужского и женского пола. Лидеры крупного индусского парамилитарного формирования «Раштрия сваямсевак сангх» часто восхваляли фашизм и нацизм. Его известный теоретик Саваркар Говалкар писал о гитлеровской «чистке» евреев в 1939 г.: «Это было высшим проявлением расовой гордости… хороший урок нам в Индостане, из которого мы должны извлечь пользу». Больше всего фашистские тенденции наблюдались в индийских военных формированиях: Индийском легионе в Германии и Индийской национальной освободительной армии, организованной японцами, сражавшихся с Великобританией во Второй мировой войне.