Они играют «Schön ist die Nacht», популярную и довольно сентиментальную мелодию. Он позволил детям самим выбрать песню; он подозревает, что это, вероятно, любимая песня какой-нибудь деревенской девчонки, по которой сохнет кто-то из подростков-музыкантов – Дэнис, может быть, который достаточно высокий и крупный, чтобы нести баритон и не уставать, или Эрик, тромбонист, с его блуждающим взглядом и озорной улыбкой.

Несколько учеников подходили к нему, настойчиво упрашивая сыграть что-нибудь из Дюка Эллингтона или Кэба Кэллоуэя. Антон быстренько отставил эту идею. Джаз был под строгим запретом с 1938 года. Это все fremdländisch – чужая музыка, провонявшая американской жадностью и британской неразборчивостью. Мы должны продемонстрировать, что мы – честные и преданные немцы, внешне, по крайней мере.

– Где это вы слышали Эллингтона и Кэллоуэя? – интересуется он, но тут же останавливает их движением руки. – Хотя нет, неважно; если вы присоединились к свингующей молодежи, я об этом знать не желаю. Нет, группа должна играть что-то чисто немецкое и немецкого композитора. Ничто другое не подойдет.

У «Schön ist die Nacht» простой квадратный, четырехтактный размер. Она достаточно медленная, чтобы маршировать под нее могли даже новички, так что когда ученики изъявили желание сыграть политкорректное немецкое произведение, Антон согласился.

– А теперь раз-два, в ногу, – командует Антон, поддерживая ритм, взмахивая белой дирижерской палочкой в воздухе. – Левый, левый, левый…

Группа ковыляет вперед, их первый пробный марш. Этому навыку не научишься за один день. Это гораздо труднее, чем кажется со стороны, – шагать в такт и параллельно играть, и все еще усложняется тем, что надо попадать в ногу с тем, кто идет впереди. Антон ведет группу от церкви к городской площади. Он слышит, как время от времени рожки со звоном стукаются друг о друга или кто-то из детей выдает фальшивую ноту, сбившись с ритма. Но они стараются, а совершенство приходит с практикой.

«Schön ist die Nacht» заканчивается ровно тогда, когда группа доходит до площади. Несколько жителей выходят из магазинов и домов, чтобы поаплодировать усилиям ребят, поддержать группу. Кто-то кричит с балкона: «Браво!». А один из братьев Копп приподнимает шляпу в знак бессловесного одобрения, проезжая по соседнему переулку на своем грузовичке.

Дети переминаются с ноги на ногу и шепчутся, одновременно смущенные и взбудораженные своим большим прорывом в сфере публичных выступлений. «Молодцы», – говорит им Антон, но произнося это, чувствует, как что-то слабо колется между лопаток.