Светлый фон

Лицо Мебельщика мрачнеет, как если бы он мог слышать мысли Антона, как если бы Антон прокричал их, чтобы слышала вся деревня. Затем, дернув головой, Мебельщик рвет зрительный контакт с Антоном и лезет в кузов грузовика. Он достает что-то длинное и черное; оно делает в воздухе ужасную замедленную дугу и ложится на плечо Мебельщика. Ружье.

Женщина в толпе издает вопль. Отец Эмиль снова крестится. Солдаты кричат, доставая пистолеты из чехлов; музыка сбивается и обрывается беспорядочным скрежетом. С пустым любопытством, застигнутый врасплох, Антон лишь наблюдает, как Мебельщик наставляет на него ружье. Конечно, гауляйтер вооружен. Он предан партии, а тот, кто предан делу, может отнимать жизни по одному своему желанию. В этом их привилегия, власть над жизнью и смертью; это тот стяг ужаса, под которым марширует рейх. Сосед против соседа, брат против брата. Ради этой власти люди вроде Мебельщика очернили свои души. Их сердца горчат привкусом горящего пороха. Антон размышляет: «Не пригнуться ли мне?» Затем в приступе беспомощного отчаяния он вспоминает о своем сыне Альберте, он слишком далеко в задних рядах марширующего оркестра, чтобы Антон дотянулся до него. Он не может защитить Ала, но он может спасти кого-то из детей, кто марширует ближе к нему. Антон двигается, не глядя, быстрый, как пуля, несмотря на то, что рассудок его глух и пуст. Он хватает ближайшего ребенка за плечо и отталкивает на землю, – и в этот момент Мебельщик прицеливается и открывает огонь.

Не пригнуться ли мне?

Пуля пролетает над головой Антона; она расщепляет звук, оглушает его, а через миг оставляет за собой высокую жужжащую вибрацию, отдающую в голове. Но он не пострадал, в груди у него все полыхает, как доказательство того, что вся кровь до капли осталась внутри. Он смотрит вверх, над головами заметавшегося оркестра, прослеживая траекторию пули. Когда его соседи облегченно выдыхают, Антон выдыхает вместе с ними – долгий протяжный вздох горечи и шока.

На колокольне взметнулся аист. Облако перьев кружит в воздухе. Тело птицы скатывается по откосу, ударяясь о черепицу крыши; на том месте, где должно быть сердце, красное пятно, которое кажется слишком темным на фоне белых перьев. Крылья криво распахиваются, как сломанный веер. Тело аиста падает на кладбище внизу.

Все, кто наблюдают за этим, даже военные, хором издают рев сожаления. Отец Эмиль в ужасе прижимает ко рту кулак. Дети всхлипывают; люди Унтербойингена выкрикивают имя Мебельщика, отчаянно ударяя себя в грудь. Солдаты смотрят на гауляйтера широко раскрытыми глазами.