Очнулся первым Николай. Сплюнув досадливо под ноги, он подошел к Оберидзе:

— Ну вот, говорил вам! — почти слезливо протянул он. — Без меня закончат!.. Сотрудник Объ-еб-бер-беридзе, опустите меня к ним, мне там сподручней, а то баб за юбки хватать, мне это дело и так надоело!

Оберидзе не ответил, он вместе со всем смотрел, как бегут от стройки трое — отец Воскресенский, приподнявший подол своей рясы, раскрасневшийся Обнорцев и спотыкавшийся, непривычный к безасфальтовой дороге иностранец.

— Нет-нет, колокола! — повторял отец Воскресенский на бегу. — На этот раз явственно, вы слышали?

— What’s the matter? Why d’you?.. — пытался что-то понять Райтлефт.

— Сейчас выясним, сейчас выясним, — бормотал Обнорцев.

Втроем они влетели на поле прервавшейся битвы, и как влетели, так и остановились.

— Сотруник Объ-ед-ридзе, ну что вам стоит? — снова затянул свое Николай.

— Иди, иди! — недовольно махнул ему Оберидзе, пристально разглядывая прибежавшую троицу. — Скажи, скоро приду. Пусть подождут. Я сам посмотрю.

Николай немедля исчез. Люди принялись меж тем приводить себя, сколько можно, в порядок, многие стали приветливо кланяться отцу Воскресенскому.

— Батюшка, посмотри, что ж это деется? — приступили к нему бабы, заметив, что он хотел было двинуться отсюда. — Святой отец, да хоть ты-то их вразуми, нечто гоже так-то?

Снова возник общий ропот, но отец Воскресенский успокоительно возвестил:

— Долг мой велит призвать вас всех к смирению. Добрая воля да восторжествует.

— Да отбирают, батюшка! Торговать-то не дают, торговать, отродяся такого не было! Кровное наше! — понеслось к нему из толпы.

— Что говорят? — повернулся любознательный Райтлефт к Обнорцеву. — Кроме того, скажите, джентльмен должен представить себя вашим женщинам?

— Сейчас выясним, сейчас… — опять забормотал растерянный Обнорцев.

— Напомню вам из Ветхого Завета. — Отец Воскресенский возвысил голос. — «И сказал Бог: вот Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя: вам сие будет в пищу». А посему — ваше есть то, что взращено вами. И сказано: «не желай ничего, что у ближнего твоего». И посему отбирать что-либо ваше, если вы отдавать своего не желаете — то Богу противно.

Баб как прорвало:

— Слыхали? Слыхали, что батюшка говорит? — накинулись они на агитаторов. — Не отдадим!

— Не давайтесь им, бабы! — крикнула одна активная и, задрав широченные юбки, села, подолом своим прикрывая лежащий на травке окорок. Другая проделала то же самое с яблоками, третья, как наседка, уселась прямо на корзинку с яйцами, а кто-то из баб и ложится, и вот уже все сидят и лежат, — картина, погрузившая мужчин в полное недоумение. Неожиданно Райтлефт радостно расхохотался: