Парень равнодушно отвернулся, но и лицо и вся его фигура разом стали обыденны и неинтересны, будто по яркой игрушке провели мокрой тряпкой и смыли всю краску.

Мотор становился все назойливее, в его жужжании послышались отдельные ритмы, тарахтение и вой, потом различились стук и погромыхивания — в кузове, видно, было что-то пустое и неплотно уложенное. Парень шел все быстрее и ежился, зная, что шофер давно уже видит его и, возможно, думает о нем. Он оглядывался раз и другой, а на третий, увидав, что машина вот-вот нагонит его, шагнул в сторону, чтобы пропустить ее наконец. Но грузовик остановился рядом и подрагивал крылом, будто отгонял, как лошадь, мух. Парень, сходя вбок, шагнул не влево, а в правую сторону, и шоферу, чтобы приоткрыть правую дверцу, пришлось перегнуться поперек кабины, чуть не лечь на сиденье. Придерживая ручку, он высунул голову и глянул на парня снизу вверх.

— Далеко?

— Ага? — не то ответил, не то спросил настороженно парень и отступил с дороги на траву.

— Чего «ага», садись! — зло сказал шофер и отпустил ручку дверцы.

Дверца, скрипнув, повернулась на петлях и, едва не махнув парню по носу, открылась во всю ширь. Однако тот не тронулся с места. Шофер, оглядев неподвижную фигуру парня — его круглую непокрытую голову, черный пиджак и брюки, заправленные в сапоги, выругался, стал ловить ручку и все не мог зацепить ее. В конце концов, поймав, он еще раз глянул на парня, с высокомерной снисходительностью бросил: «По солнцу, дурень!» — и хлопнул дверцей. С места он взял резко, газанул дымом и понесся, скрежеща и погромыхивая.

— Ишь ты! — произнес парень, вышел на середину дороги, расставил ноги и стал смотреть вслед грузовику. И в этом «ишь ты!», как и во взгляде, и во всей его позе, ощущалась удовлетворенность человека, которого хотели обмануть, да не вышло.

Так он и пошел по равнине, дальше и дальше, отмеряя ногами упругую землю. Улыбка опять появилась на его лице, и все было хорошо вокруг. Кое-где по сторонам дороги виднелись круглые низинки, поросшие кустарниками — там, меж кустов, он знал, была непросохшая с весны вода. Но пить он не хотел, может быть, потому именно, что мог бы напиться хоть сейчас. За зеленью свежего луга был виден и лесок — небольшой, верно, и реденький, но издали он смотрелся сплошной синеватой полоской, которая то прерывалась, то опять возникала по краям полей.

В траве стрекотало, нестройно и не слитно. Над всем, как на мандолине играл, — верещал жаворонок.

Парень от восторга несколько раз мотнул на ходу головой, потом остановился, чтобы собственный топот не мешал слуху. Задрав голову, попробовал было отыскать в небе жаворонка, ко взглянул прямо в солнце и зажмурился.