«Шон, — написала я. — Я скучаю по тебе».

Мы с Шоном до его отъезда не расставались надолго, если только не считать неделю до нашей свадьбы. Хотя он переехал в дом, где жили мы с Амелией, я хотела создать хотя бы подобие праздника, и ему пришлось спать на диване дома у коллеги за несколько дней до церемонии. Он еле пережил это время. Шон проезжал мимо на своем внедорожнике, когда я работала в ресторане, и мы скрывались в холодном помещении на кухне и страстно целовались. Или же он заезжал, чтобы уложить Амелию, и притворялся, будто уснул на диване перед телевизором. «Я все понимаю, — говорила я. — И это не сработает». На церемонии Шон удивил меня клятвой, которую написал сам: «Я вверяю тебе свое сердце и душу. Я буду защищать тебя и служить тебе. Я дам тебе крышу над головой и не позволю снова выгнать меня из дому». Все засмеялись, включая меня. Только представьте, скромняга Шарлотта оказалась еще той соблазнительницей, способной так крутить мужчиной! Но рядом с Шоном мне казалось, что я могу одним словом или нежным прикосновением свалить гиганта. В этом была сила, я даже не могла представить, что могу быть такой.

Где-то в темных закоулках подсознания, где теряются надежды, я верила, что между нами с Шоном еще все можно наладить. Как иначе, ведь, если кого-то любишь, если заводишь с ним ребенка, подобная связь не может быть просто так утрачена. Как и другой вид энергии, ее невозможно разрушить, просто направить в другое русло. Да, сейчас я нацелила все свое внимание на тебя. Но это нормально, в семье любовь всегда переходит с одного уровня на другой. На следующей неделе в центре внимания могла оказаться Амелия, в следующем месяце — Шон. Как только судебный процесс закончится, он вернется домой. Мы станем жить как прежде.

Мы будем вынуждены, иначе я не переживу, что мне придется выбирать между твоим будущим и моим.

Второе письмо, которое я написала, было сложнее.

Дорогая Уиллоу! Не знаю, когда ты это прочтешь и что к этому времени произойдет. Но мне нужно написать, потому что я обязана объяснить тебе все как никому другому. Ты самое прекрасное, что было в моей жизни, и самое мучительное. Не из-за твоей болезни, а из-за того, что я не могу ничего исправить и мне нестерпимо смотреть, как ты видишь других детей и понимаешь, что никогда не сможешь делать то же, что и они. Я люблю тебя и всегда буду любить. Может, больше, чем следовало бы. Это единственное оправдание всему. Я думала, что своей любовью смогу сдвинуть горы, что ты научишься летать. Мне было не важно, как именно это произойдет, — главное, чтобы произошло. Я не думала о тех, кого я обижу, только о той, кого спасу. Когда у тебя случился перелом на моих руках, я разрыдалась. Все эти годы я словно пыталась извиниться за тот момент. Поэтому я не могу остановиться сейчас, хотя иногда мне хочется. Я не могу остановиться, но не перестаю думать, что ты вспомнишь об этом через некоторое время. Ссоры с твоим отцом? То, как твоя сестра превратилась в незнакомку? Или ты вспомнишь, что мы однажды целый час наблюдали за тем, как по нашему крыльцу ползла улитка. Или как я вырезала твои инициалы из сэндвичей. Вспомнишь ли ты, как я задерживала тебя в объятиях подольше, вынимая из ванны, прежде чем вытереть насухо? Мне постоянно снится, как ты живешь сама по себе. Я вижу тебя врачом. Возможно, это из-за того, скольких врачей мы с тобой перевидали. Представляю мужчину, который безумно полюбит тебя, может, даже ребенка. Могу поспорить, ты будешь биться за нее с тем же остервенением, с каким я бьюсь за тебя. Вот только я не могу разгадать, как ты попадешь из нынешней точки в будущую, пока у меня не будет материала для строительства моста. Слишком поздно я узнала, что мост этот сделан из шипов и что он недостаточно прочный, чтобы удержать нас всех. Когда дело доходит до воспоминаний, плохие и хорошие никогда не пребывают в гармонии. Не знаю, когда я стала измерять твою жизнь моментами, когда все разваливается, — операции, переломы, травмпункты, — а не промежуточными мгновениями. Может, я пессимист. Или же реалист. Или просто мать. Ты услышишь обо мне всякое. Что-то будет ложью, что-то правдой. Важно лишь одно: я не хочу, чтобы ты мучилась хотя бы из-за одной новой трещины. Особенно между мной и тобой, потому что она может так и не зарасти.