В небольшом сатирическом произведении «Дело смерти», опубликованном в журнале «Новый мир» в 1928 году, Пильняк вновь предостерегает от переоценки естественных наук. Этот рассказ был написан в соавторстве с профессором Н. М. Федоровским (1886–1956), выдающимся геологом и второстепенным поэтом[206]. Тот был знаком с неким эксцентричным химиком, который «лет пятнадцать, как алхимик, сидел в своей лаборатории и непрерывно вел какие-то исследования, но какие именно — этого никто не знал» [Парамонов 1973:114]. Когда эксперимент, который он готовил в течение шести лет, закончился неудачей («одну минуту поторопился — и все пропало»), он покончил с собой. Ученый работал в полной изоляции и не оставил после себя учеников, которые могли бы продолжить его труд. Федоровский позднее узнал, что химик «искал новые химические элементы», возможно такие, которые не подвержены распаду [Там же: 115].

Этот эксцентричный современный алхимик, знакомый Федоровского, вероятно, послужил прототипом профессора Павлищева из «Дела смерти». В образе Павлищева можно также узнать некоторые черты физиолога Павлова, пытавшегося выявить механизмы жизни в рефлексах нервной системы. Широкой известностью в 1920-е годы пользовались также эксперименты П. И. Бахметьева по замораживанию и оживлению рыб — эксперименты, которые, очевидно, должны были со временем распространиться на более развитые виды животных. Возможно, они подсказали тему как для сатиры Пильняка, так и для гораздо более известной сатирической пьесы Маяковского «Клоп» (1929), где пошляк Присыпкин случайно оказывается заморожен, а полвека спустя его оживляют ученые. Следует отметить, что биокосмист А. Б. Ярославский уже предлагал в своей «Поэме анабиоза» (1922) средство замораживания как наилучший способ избавиться от «вульгарных мещан» (вроде Присыпкина): заморозить их, пока не настанет такое время, когда пошлость исчезнет как явление (см. [Hagemeister 1989: 272]).

Действие «Дела смерти» разворачивается в стенах возглавляемого Павлищевым «Института Жизни» (абсурдное название, так как «жизнь» не поддается изучению в «институтах»), входящего в состав Московской Коммунистической Академии. Ученый Павлищев, занятый изучением признаков жизни, полагает, что «само понятие смерти для нас [ученых] чуждо и враждебно», с чем вполне согласны его коллеги по институту [Пильняк 1928: 139][207]. Сам автор рассказа, наверно, возразил бы Павлищеву, что нет жизни без смерти и что попытки уничтожить смерть вредят самой жизни. Свою задачу Павлищев видит в том, чтобы остановить посмертную дезинтеграцию тканей. Благодаря одному происшествию в институте ему приходит в голову идея, которая обещает избавить человечество от ужасов распада: мертвые тела необходимо замораживать до экстремально низких температур и сохранять их в таком виде, пока наука не овладеет искусством оживления человека. Как настоящий первопроходец, Павлищев готов проверить эту гипотезу на себе самом.