Светлый фон

— Понятия не имею. Политбюро еще не заседало, да меня и вряд ли позовут.

Вопрос с обложкой «Вестника» был самым ключевым из всех важнейших. Последнее слово всегда молвил сам Всеволод Георгиевич, исходя из только ему ведомых нюансов и соображений. Критическое значение имело поддержание архиточного баланса между федеральными и региональными начальниками, стратегическими партнерами и потенциально полезными фигурами. Если же вдруг какой-нибудь перспективный губернатор или платежеспособный мэр проникался желанием воспеть себя со своей вотчиной, шеф сам разруливал ситуацию. Федералам он объяснял, что издание еле сводит концы с концами, но, тем не менее, чуть позже отблагодарит их, и не просто так, а в двойном размере. Другим губернаторам и мэрам иносказательно давал понять, что появление на обложке журнала их собрата по цеху благословил федеральный центр.

Так мы и кувыркались. Обладавший врожденной обходительностью и приобретенным чинопочитанием, Всеволод Георгиевич не решался называть жесткие сроки, а, тем более, торопить VIP-клиентов. Поэтому дата сдачи номера в типографию вечно оказывалась плавающей, что не слишком радовало подписчиков. Для них тоже находили объяснение: валили всё на якобы скверную работу «Почты России».

На сей раз в ситуации с обложкой обозначились два основных варианта и один запасной. Одним из основных был благоухающий начальник с Шаболовки, другим — директор аналитического департамента Главного федерального счетоводства. Первого с шефом связывали какие-то отношения по линии его соучредителей. Второй был нужен для последующего созыва научного форума, куда Всеволод Георгиевич лелеял надежду затащить весь цвет счетоводческой мысли. Наука была слабостью нашего босса. В начале суровых девяностых он сделал бесповоротный выбор в пользу коммерции, но к ученым по-прежнему питал неподдельное почтение.

Самым забавным было то, что оба претендента до сих пор не знали об уготованной им участи. Интервью на Шаболовке неоднократно переносилось, а главный аналитик уже по третьему разу правил и переписывал свою статью. На случай краха обоих вариантов или переноса их на неопределенное время в загашнике держали писанину одного депутата Госдумы. Он также был пока не в курсе наших намерений, и имелся там дополнительный нюанс…

— Привет! — элегантно помахивая модным портфельчиком, в редакцию зашел Эрик.

— Привет! Третьим будешь, — дружелюбно откликнулся я.

Наш обозреватель-эксперт отпускал бороду, и результат уже был заметен.

— Ты на молодого Сталина похоже, — сказал я.

— На Сталина? Это хорошо, — степенно ответил Эрик. — А у него же вроде не было бороды?