Существует ли, в таком случае, какой-либо предмет роскоши, какое-либо удовольствие, какая-либо собственность вне зависимости от ее размера или какой-либо образ жизни, которые в принципе не способны быть легитимизированы и защищены от зависти переменами в обществе, техническим прогрессом или политическим сдвигом.
То, что мы называем культурой в узком смысле – т. е. высокая культура, – возникает только там, где зависть удалось отвлечь от «чужеродного» характера элитного меньшинства. Это прямо сформулировал Шпенглер: «Есть еще одна вещь, которая необходима для зрелой культуры. Это собственность, мысль о которой приводит к безумным всплескам зависти и ненависти пошляков. Я имею в виду собственность в первоначальном смысле давнего и постоянного владения, унаследованного от предков или приобретенного долгими годами тяжкого и самоотверженного труда собственника…»[365]
Шпенглер не демонстрирует ничего, кроме презрения, в отношении мотовства, расточительства, бахвальства и демонстративных трат парвеню, но при этом отмечает одно различие, на которое часто не обращают внимания: «Это следует повторять снова и снова, и особенно в наши дни, когда «национальные» революционеры в Германии бредят, подобно нищенствующим монахам, о всеобщей бедности и убожестве – в восхитительном согласии с марксистами, объявляющими обладание любого рода богатством криминальным и аморальным и войну – всем обладающим этим преимуществом предметам высокой культуры и всем, кто превосходит других способностью приобретать, сохранять и достойно пользоваться собственностью, и все это от зависти к этой способности, которой они сами полностью лишены.
Культ бедности
Культ бедности
Если мы рассмотрим культ бедности в античности и Средневековье, молодежное движение в Германии между 1900 и 1930 гг., а также марксистские движения и их приверженцев из рабочего и среднего класса и если затем мы понаблюдаем, как все более агрессивная и завистливая установка тех, кто действительно беден, заброшен и часто презираем, неизменно вызывает спонтанное сочувствие у части классов, которым завидуют, то обнаружим чрезвычайно примечательное совпадение.
Иногда в обществе появляются мессия и его ученики, чьи провокационные утверждения по-новому выражают уже существующую социальную зависть. Для этого есть разные причины: общие социальные перемены, новые способы производства и торговли, завистливые сопоставления рабочих-мигрантов, которые, перемещаясь с места на место и из культуры в культуру, раньше и более остро осознают экономические различия, чем оседлые рабочие, и, таким образом, как часто демонстрировалось, создают полный энтузиазма авангард эгалитаристского мессианства. Мессия и его группа могут прямо угрожать революцией, или же они могут оттягивать и сублимировать ее, откладывать ограбление богатых до Страшного суда и позиционировать себя как контрэлиту, проповедуя прелести бедности и аскетической жизни. То, что демонстрируют эти люди, – это скорее всего зависть, рессентимент и прямая враждебность по отношению ко всему, что находится выше их собственного уровня. Приток действительно бедных приверженцев в такой культ почти в точности соответствует притоку приверженцев из высших классов: в Средние века это были аристократы и представители духовенства –