Я не встречался с семьей мистера Каннингтона. Имеющаяся в моем распоряжении информация ограничивалась показаниями, медицинскими записями и телом мистера Каннингтона. У меня сложилось впечатление, что мистер Каннингтон обладал очень сильным характером и его сыновья и дочери с детства воспринимали его неуязвимым. Возможно, порой это приводило к неуместному возмущению.

Возможно, все действия семьи действительно были вызваны их любовью и заботой, как они заявляли, а может, и нет. Они определенно сражались за каждую дополнительную секунду его жизни, хоть, вероятно, это и были секунды, полные боли. Вот почему это дело показалось мне неприятным. Я никак не мог избавиться от зародившегося подозрения, что, быть может, во всем этом заботливом поведении на самом деле была скрыта некоторая жестокость. Они почти наверняка только продлили страдания отца. Может, в глубине души они этого и хотели?

Я снова перечитал медицинские записи. В комментариях врачей и медсестер и контактных данных родственников я обнаружил информацию о некой женщине, присутствовавшей в его палате. Было даже указано ее имя. Затем, однако, она попросту исчезла из общей картины — о ней никто не упоминал и уж точно не сын. Указывало ли это на случившееся прежде какое-то разделение семьи, а также, возможно, некую борьбу за право распоряжаться судьбой умирающего старика — родные с самого начала просили перевезти его в другой конец страны? Может быть, они хотели забрать его как можно дальше от этой женщины. Из-за чего бы ни была развязана эта война, очевидно, женщина быстро ее проиграла.

Кроме того, мне кажется важным факт, что больнице изначально пришлось звонить им, чтобы сообщить, что мистера Каннингтона госпитализировали в плохом состоянии. Я кое-что заметил. Очевидно, заметил это и персонал больницы: после полученного уведомления никто не навещал его две недели, потом дети приезжали два выходных подряд, в одни из которых у отца был день рождения. Их предупредили о вероятной скорой смерти отца через месяц после его поступления, и только тогда они начали круглосуточно дежурить у его постели и пререкаться с врачами.

Я помню, как мы с братом и сестрой поддерживали связь с отцом в последние годы его болезни. Никто из нас не был в восторге от мачехи, но мы были рады, что у него есть эти отношения. Ее присутствие не мешало мне, поскольку я жил ближе всех, иногда вставать в четыре утра, чтобы съездить из Лондона туда и обратно в Девон, если возникали какие-то причины для беспокойства. Мы все постоянно ему звонили и проявляли живой и заботливый интерес к его здоровью.