Так как умный охотник хотел преследовать одно стадо до тех пор, пока это возможно, он стремился не обращать животных в паническое бегство. Если ему это удавалось, то стадо присоединялось к соседним стадам, создавая грохочущую черную массу, которую невозможно было проследить взглядом очень далеко по просторам прерий. Когда стадо обращалось в паническое бегство, охотник стрелял в него без перерыва, а потом собирал туши убитых животных. Секрет состоял в том, чтобы выбрать вожака стада (это мог быть и бык, и корова), чье падение приведет в замешательство остальную часть стада. Когда какое-нибудь одинокое животное пыталось отделиться от сбитого с толку стада, охотник подстреливал его. Средняя добыча профессионала составляла от ста до двухсот животных в день, хотя кое-кто утверждал, что подстрелил между рассветом и закатом триста особей.

Когда стадо обращалось в паническое бегство, его ничто не могло остановить. Оно могло легко сбросить поезд с рельсов; специалисты, полагавшие, что могут вести свои поезда сквозь стадо, скоро научились останавливать состав, пока стадо не пройдет мимо. Когда охота на бизонов стала манией среди непрофессионалов, пассажиры на железных дорогах Запада стреляли по бизонам из движущихся поездов, демонстрируя низменное отклонение в снайперском искусстве, которое было превзойдено лишь в сафари XX в. в Африке.

После дневной бойни (в среднем убивали от сорока до пятидесяти животных в день) охотничья группа (обычно из четырех человек — охотник, повар и два живодера) стаскивала туши и тут же разделывала их; если оставить тушу на ночь, она раздувается, и на следующее утро с нее будет трудно снять шкуру. Отрезались только изысканные части мяса — язык, печень, горб или филейный кусок, — и все это готовилось на огне костра. Некоторые куски говядины консервировались и отправлялись на Восток, где это считалось деликатесом; и добрая толика мяса продавалась как говядина; но эта часть операции была не столь значительной; подлинная прибыль заключалась в шкурах, которые в первичном состоянии ценились как одеяние и использовались для изготовления меховых пальто, а еще больше можно было произвести из кожи для упряжек и промышленного применения. Вечером охотник плавит свинец над костром, льет из него пули, которые вставит в патроны с порохом.

Шкуры растягивались и складывались на земле для сушки под солнцем, и этот процесс забирал несколько дней. В разгар охотомании на бизонов оставалось гнить так много трупов, что этот запах, вместе с запахом сушащихся шкур, наполнял огромные территории открытых равнин невыносимым зловонием. Затем высушенные шкуры обрабатывались ядом, чтобы отпугнуть диких животных и предупредить гниение, и складывались в кипы для отправки из ближайших пунктов железной дороги. В лучшие годы этой великой охоты со станций на северных равнинах было отправлено четверть миллиона шкур и такое же количество — с южных. К 1880 г. вряд ли хотя бы один бизон уцелел на юго-западе, а три года спустя безмолвные северные прерии были устланы побелевшими костями последнего из огромных стад.