Шаг не стал спешить. Когда он наконец приехал в Питхед, то с удивлением узнал, что Агнес практически воплотила свои угрозы в жизнь. Он увидел мальчика, который с ошарашенным видом сидел на забрызганном кровью канапе, ел консервированные персики и утешал заплаканную Шону Донелли со второго этажа.

Шагги никогда прежде не бывал в новом доме своего отца. Пока такси натужно тарахтело по гулким улицам, мальчик подсчитал на пальцах, сколько времени он провел с отцом после того, как отца похитила Джоани Миклвайт – получилось меньше трех часов. Он сидел на заднем кресле черного такси, словно посторонний. Он не помнил толком и свою встречу с Джоани Миклвайт, но с предательским спазмом вспомнил желтые ботинки с роликовыми коньками, оставившими рану в его сердце. Джоани осталась в его сознании злодейкой, в его мозгу переплелись образ реальной Джоани и той, что существовала в его воображении. Ненависть к ней Агнес внедрилась в его плоть и кровь, как сучки в дерево.

И потому Шагги сидел в натянутой тишине, пока такси петляло по улицам какого-то неприглядного городского квартала. Каждая улица представляла собой поле боя с сожженными винными магазинами, грязными каналами, машинами, стоящими на кирпичах. Мальчику этот квартал напомнил уменьшенную копию Сайтхилла. Были здесь и неизменные пять или шесть высоток, которые пронзали тяжелое зимнее небо. Но, в отличие от Сайтхилла, высотки внизу были окружены кольцом низеньких бетонных коробок, а не плоскими пустыми дворами. Эти низкие дома-коробки походили на муравьев, собравшихся вокруг деревьев, или на трущобы, сооруженные из муниципальных шлакоблоков, оставшихся от высоток. То, что когда-то строилось как новое и здоровое, теперь казалось больным и безнадежным. Здесь не было ни травы, ни деревьев, каждая плоская поверхность была забетонирована или вымощена большими, гладкими, круглыми булыжниками.

Большой Шаг заглушил двигатель рядом с изуродованной телефонной будкой. Шагги из такси видел, что разговор шел нелегко. Он знал это, потому что Шаг, повесив трубку, долго еще стоял в будке, поглаживая усы. Мальчик открыл чемодан, который он собрал по настоянию Шага. Он уложил туда все свои вещи, дорогие сердцу, и чистую одежду из своего небогатого гардероба. Он достал выцветшую полароидную фотографию с голым по пояс Шагом, который гордо держал его, новорожденного, на вытянутой руке, а в другой его руке дымилась сигарета. Он сравнил человека на фотографии с тем, что стоял в будке.

В трудные дни Шагги брал свадебный альбом Агнес и, спрятавшись в ногах ее кровати, рассматривал фотографии отца. Шаг сегодня ничуть не походил на того Шага, которого он помнил по трем полароидным снимкам, сделанным на свадебном обеде. Он стал меньше по сравнению с тем улыбающимся человеком, который сидел на диванчике в обнимку с двумя подружками невесты. Теперь годы сидячей работы в такси отобрали у него то, что и так не отличалось никакими выдающимися качествами, и к тому же округлили его. Короткая стрижка под цезаря на фотографиях сменилась на тонкий начес. Когда-то наглые глаза заплыли жирком. Шагги не мог себе представить женщины, которая захотела бы станцевать теперь с его отцом медленный танец.