Однако многое из этого было делом будущего. Конечно, имело место и сопротивление, и приспособление, но в конечном счете национальные проекты увенчались успехом. В краткосрочной перспективе все было иначе. Формирование понятия узбекскости сразу после создания Узбекистана было крайне непростым процессом, в ходе которого узбекским интеллектуалам пришлось столкнуться с требованиями советского государства и Коммунистической партии. Последние три главы этой книги будут посвящены судьбе дореволюционной узбекской интеллигенции. Однако в следующей главе мы рассмотрим, как советский успех чагатайского проекта повлиял на понятие «таджик».

Глава девятая Таджики как остаточная категория

Глава девятая

Таджики как остаточная категория

До сих пор наше внимание концентрировалось на подъеме тюркизма и торжестве идеи узбекской нации, притязавшей на обретение статуса среднеазиатского мусульманского государства. В этой главе мы обратимся к судьбе персоязычного населения Средней Азии. Персидский являлся языком самаркандских и бухарских медресе, а также обширного массива литературных произведений, создаваемых в городах. В Бухаре вплоть до падения в 1920 году старого строя делопроизводство в эмирской канцелярии велось на персидском языке. Что же случилось с этим наследием? Почему возникший в 1924 году Таджикистан стал маленькой аграрной республикой, а не персоязычным аналогом тюркского Узбекистана?

Эти вопросы очень актуальны сегодня, поскольку и Узбекистан, и Таджикистан стремятся обрести долгосрочную легитимность в истории региона. Таджикские интеллектуалы, считающие себя хранителями иранского (или «арийского») огня в море тюркскости, задеты тем, что древние очаги персидской культуры принадлежат Узбекистану. Они возлагают вину как на таджикскую интеллигенцию 1920-х годов, не сумевшую отстоять интересы нации, так и на «узбекских пантюркистских шовинистов», узурпировавших права таджиков, и утверждают, что размежевание с самого начала ущемляло интересы таджиков[721]. В этой главе я предлагаю иные варианты ответа на вопрос о том, почему в 1924 году Таджикистан возник в столь странной форме. Таджикистан появился в том виде, в каком появился, потому что в 1924 году таджикской нации не существовало. Персоязычные интеллектуалы и политические деятели не отождествляли себя с таджиками и поэтому не добивались прав для таджикской нации. Большинство из них придерживались чагатайского представления о Средней Азии. Национальное размежевание совпало со всевозможными непредвиденными обстоятельствами, одним из которых было увлечение всех среднеазиатских интеллектуалов-обновленцев, независимо от языка, на котором они говорили, тюркизмом. Таджики были определены другими людьми как преимущественно сельское население труднодоступных горных районов Восточной Бухары – единственного в Мавераннахре региона с автономным персоязычным населением. Создание Таджикистана привело к ряду отступлений от чагатайского проекта, однако они не изменили фундаментального определения таджикскости, выкристаллизованного размежеванием 1924 года.