Решение партии взять под контроль этот аспект культурной политики было связано с общим наступлением на «идеологическом фронте», которое она предприняла в 1926 году (см. главу 10). Как ни странно, партия не столкнулась с заметным противодействием или недовольством (что составляло разительный контраст с Татарстаном, где многие влиятельные фигуры, например Г. Г. Ибрагимов, упорно сопротивлялись латинизации). Комиссия по латинизации, учрежденная в июле 1926 года, включала многих партийных деятелей (Иногамова, Икрамова, Ходжаева, Ахун-Бабаева), но в нее вошли также Фитрат, Эльбек, Рахими и Ходжи Муин – джадиды, которые еще до революции участвовали в полемике о языке и орфографии, хотя ранее не ратовали за латинизацию[710]. Возможно, они понимали, куда ветер дует, и сочли сопротивление латинизации бесполезным. Тем не менее мы должны помнить, что пусть в Узбекистане делом латинизации и занималась партия, однако возглавляли ее азербайджанские деятели, которые пользовались огромным уважением и восхищением узбекских джадидов. Связь между латинизацией и прогрессом настойчиво проводилась в то время не только в Советском Союзе. Консультативная организация Лиги наций[711] даже предсказывала в ближайшем будущем всеобщий переход на латинский алфавит. Официально латиница была принята в Азербайджане в 1924 году, и «латинизаторы» даже ставили вопрос о переводе на латиницу русского языка[712]. Не является случайным совпадением, что в 1928 году в Турции Ататюрк также курировал переход к латинице. Вообще турецкая латинизация оказалась куда более директивной и стремительной (газетам дали три месяца для перевода на новый алфавит), чем всё, что было предпринято в СССР.

После принятия решения о переводе на латиницу возникла настоятельная необходимость определиться с фонетической структурой узбекского языка. До национального размежевания вопрос о гармонии гласных не вставал; орфографическая реформа предполагала систему из шести гласных, что подразумевало отсутствие гармонии. Поливанов предлагал принять за основу литературного языка ташкентский диалект, в котором гармонии не было, – просто потому, что это был диалект самого «передового» региона Узбекистана. Ему оппонировал в числе прочих Абдулла Алави, утверждавший обратное; по его мнению, большинство узбекских поэтов уже использовали литературную форму, предполагавшую гармонию гласных; современный узбекский язык должен основываться на этой «народной литературе», а не на «литературе дворца»[713]. Борьба продолжалась, и вопрос был решен лишь в мае 1929 года, когда узбекская Республиканская орфографическая конференция проголосовала за алфавит с девятью гласными и полной гармонией гласных[714]. К этому времени к полемике интеллигенции присоединилась и сама партия, а голосование по алфавиту предварил залп резолюций различных партийных органов в защиту полной вокализации.