На другой день, подходя в обеденное время к студенческой столовой в Тринити, я издали услышала голос — кто-то громогласно заявлял о необходимости создания в Ирландии радикального государства рабочих, о том, что пора покончить с властью корпораций и разрушить эксплуататорские структуры правящего класса. Этот голос был мне хорошо знаком.

— Прямо сейчас, в эту самую, блин, гребаную минуту, американские империалисты разрушают вьетнамские деревни и города. Прямо сейчас американские империалисты расползаются по всему земному шару. Они знают, что потребительство — форма социального и геополитического контроля…

Я подошла к ступеням здания и посмотрела на Карли. Она меня увидела. И ее лицо мимолетно озарилось мстительной усмешечкой.

— Прямо сейчас американские империалисты заново прибирают к рукам чилийские медные рудники и поддерживают кровавую хунту, которая уничтожает борцов за свободу и эксплуатирует пролетариат.

Я уже повернулась к Карли спиной, собираясь уйти, когда раздался второй знакомый голос:

— Удивлен, что ты не стоишь там, наверху, и не выкрикиваешь радикальные лозунги, вроде «ПВСС!».

Оглянувшись, я оказалась лицом к лицу с Киараном Киггом. Как всегда, с трехдневной щетиной на щеках, в своем обычном твидовом пиджаке и черной водолазке. Он оглядел меня с ног до головы. Его интерес был мне приятен.

— Что еще за ПВСС? — спросила я.

— Пролетарии всех стран соединяйтесь! Обычное дерьмо, которые вечно выкрикивают эти псевдомарксисты. Ты с ней знакома? Не так уж часто американцы ездят по мозгам именно с левацкой темой.

— Мы были друзьями. Но теперь не общаемся.

— Из-за этой ее безумной коммунистической трепотни?

— Из-за того, что я больше не хочу иметь ее в друзьях.

— Суровый приговор.

— Так и есть.

— Может, посвятишь меня в подробности за пинтой пива?

— Не хочу ни с кем обсуждать эту тему.

— Понял. Но как насчет пива?

Вечером того же дня, когда мы сидели в «Голове оленя», я спросила Киарана, каково это — жить в зоне боевых действий.