— Я тебя не сужу, поступай, как знаешь, но все же мне кажется, что ты должен извиниться перед мамой… хотя бы по телефону.

— На днях я ей написал, но сделал все для того, чтобы она не узнала названия моей гостиницы. Не хочу, чтобы папа меня искал. Останусь невидимкой.

— Значит, когда я буду с ней говорить…

— Скажи просто, что говорила со мной по телефону, и не более того, но не выдавай мой парижский адрес.

Новая ложь. И снова секреты.

— Я скажу маме, что мы виделись, — твердо заявила я. — По той простой причине, что она, наверное, с ума сходит, день и ночь думая о том, как ты перенес тюрьму и в каком ты сейчас состоянии.

На следующее утро — в наш последний день вместе — мы старались не касаться чилийской темы и всего с ней связанного. Питеру хотелось побольше узнать об Ирландии. Он говорил, что я должна отважиться на поездку в Белфаст, чтобы самой узнать, так ли там все скверно, как пишут у нас. Дневным рейсом я должна была вылетать обратно в Дублин. Я уже успела соскучиться по его особой атмосфере.

Выйдя из гостиницы, мы обнялись. Питер выглядел очень расстроенным.

— Мне без тебя будет одиноко — как было до твоего появления.

— Тебе надо больше общаться, знакомиться с людьми, — посоветовала я.

— Сейчас для этого не самый подходящий момент.

Я не настаивала. Мы долго стояли в обнимку с братом перед фасадом нашей обшарпанной гостиницы. Я взяла с него обещание не поддаваться отчаянию, а если покажется, что силы на исходе, запрыгнуть в самолет и примчаться ко мне. Он должен научиться прощать себя. Еще я сказала, что люблю его. А потом настало время мне вернуться к своей ирландской жизни.

Две ночи спустя после моего возвращения в Дублин я проснулась среди ночи, разбуженная голосами в вестибюле.

— Называешь себя радикалкой? — кричал Шон. — Да ты просто долбаная аферистка!

— А ты просто занудный жирный мудозвон с маленьким хером, — не осталась в долгу Карли.

Это были самые добрые слова из всего, сказанного ими. Я взглянула на прикроватные часы. 2:08 ночи. Замечательно. Тем более что в девять утра у меня была лекция, а я все никак не могла опомниться от того, что узнала в выходные.

Пока Карли продолжала свои излияния, теперь называя Шона «полудурком, рядом с которым талант и не ночевал», я невольно думала: Ты понятия не имеешь, что пережил мой брат, через что ему пришлось пройти. А если бы он сдал тебя чилийским властям, сейчас ты была бы в международном списке особо опасных беглых преступников, за тобой гонялся бы Интерпол… Ты обязана ему своей свободой. И что же? Ты разгуливаешь по Дублину, ненавидя всех вокруг, наговариваешь на других, вешаешь на них жуткие обвинения, а себя, собственную злобу и отвратительные поступки оправдываешь тем, что когда-то стала жертвой насилия. Да ты сама стала такой же, как те подонки, которые тебя травили, даже их ухудшенной версией.