Как только они отошли, Джон повернулся ко мне:

— Ну, насмотрелась?

Я кивнула. Джон запустил мотор, и мы поехали обратно.

Через пятнадцать минут мы уже были в спокойном университетском квартале, в итальянском ресторанчике. Джон настоял на том, чтобы заказать бутылку домашнего красного вина.

— Надо отметить — я почувствовал, что это было настоящее боевое крещение.

— Но я сама попросила.

Пауза.

— Ты, наверное, думаешь: почему мы с Энн не удерем отсюда? — спросил Джон.

— Нет, об этом я не думаю. — Я помотала головой.

— Думаешь, и правильно делаешь. Нам давно следовало бы переехать, но мы оба упрямы. В этой злополучной дыре мы оба выросли, получили образование, встретились, полюбили друг друга и решили жить вместе. Ольстер для нас — это что-то вроде брачной клятвы: «В радости и в горе».

Принесли вино. Официант наполнил бокалы.

Джон поднял свой и чокнулся со мной:

— Добро пожаловать в семью… если позволишь мне так выразиться.

— Да, конечно.

Поздно ночью, лежа рядом с Киараном, я пересказала ему свой разговор с его отцом. Киаран искренне удивился — не потому, что счел, будто отец каким-то образом вмешивается в его личную жизнь, а потому, что уж очень нехарактерно для его отца было выносить поспешные суждения в таких вопросах.

— Моя мать, кажется, тоже души в тебе не чает, а она, поверь, не их тех, кому легко угодить. Как ты считаешь, когда дело дойдет до моего знакомства с твоими родителями, есть шанс, что они меня примут так же благосклонно?

— Если в этот момент не будут орать друг на друга… да, конечно, ты им обязательно понравишься. И братьям тоже — особенно Питеру… Бедняга, ему здорово досталось.

— Судя по твоим рассказам, твоему отцу тоже досталось немало.

— Папа, мне кажется, родился с указующим перстом в голове, и этот перст вечно подталкивает его к каким-то делам, которые ему на самом деле не особо нравятся.

— Ну, лихие приключения с ЦРУ были ему по крайней мере интересны.