— Не бойся предлагать серьезно переработать рукопись, но знай, что это сойдет тебе с рук, только если ты покажешь автору, что искренне заботишься о его интересах, и сумеешь впечатлить его умом и ясностью редакторского ви́дения. Главное здесь — ум, но ни капли самодовольства.

Джек показал себя прекрасным учителем. Помимо принудительного дресс-кода (парижский бохо-стиль с поправкой на Нью-Йорк), на котором он настаивал, он с первого дня дал мне понять, что является приверженцем пунктуальности. Мне следовало являться в «Фаулер, Ньюмен и Каплан» к девяти тридцати, минута в минуту, и возвращаться на рабочее место, каким бы утомительным ни оказался обед с автором. Сам он, как и Хоуи, был из тех, кто ради дела экономит на сне. Кроме того, это был истинный горожанин. Редко случалось, чтобы Джек провел одинокий вечер в своей чудесной квартире в Вест-Виллидж, где жил последние десять лет и куда часто вызывал меня в выходные дни, чтобы обсудить рукопись или договор.

Я никогда не отказывалась, тем более что мне с самого начала намекнули, что первый год моей работы рассматривается как испытательный срок. «Издательский лагерь для новобранцев» — так Джек это назвал.

Поэтому в первые двенадцать месяцев я работала с удвоенной нагрузкой. Одна из моих задач как редактора заключалась в том, чтобы вместе с другими новичками в компании прочитывать груды мусора: рукописи целиком, отдельные главы, наброски, поступающие в редакцию… Спустя несколько недель я была заинтригована длинноватым, но захватывающим жизнеописанием, написанным женщиной по имени Джесси-Сью Картрайт. В нем она рассказывала о том, как росла в нищем, фанатичном захолустье Северной Каролины, в семье сектантов-харизматов, использующих на богослужениях змей, и о первом сексуальном опыте с собственным безумным отцом. Он не только «говорил на языках»[126] и утверждал, что имеет прямой контакт с Всевышним, но и каждое воскресенье позволял ядовитым змеям обвивать себе руки и молился, чтобы их укусы не были для него смертельными.

Меня очаровал безыскусный стиль повествования, а главное — то, что писательница открывала окно в мир, глубоко чуждый большинству из нас, но при этом американский до мозга костей. Я сказала своему шефу, что вижу в писательнице потенциал, если, конечно, она готова сократить и переосмыслить большую часть текста. Джек прочитал первые две главы и предложил мне поработать над книгой, при условии, что мисс Картрайт согласится на переделки. В тот же день я позвонила Джесси-Сью. Говорила она очень тихо, скованно, но в итоге мы как будто нашли общий язык. Писательница рассказала, что, как и было описано в книге, сумела сбежать от сумасшедшего отца и забитой матери, поступила в Университет Северной Каролины, а затем уехала в Шарлотт и работает учителем. Оказалось, что женщина наделена сдержанным, но мощным чувством юмора и способностью видеть в жизни главное, нередко свойственной тем, кому приходилось бороться за выживание. Когда я объяснила, что прошу ее многое пересмотреть и переписать рукопись, Джесси-Сью в целом согласилась. Я пообещала к Рождеству отправить ей рукопись с правками и подробными комментариями. Разговор наш состоялся в начале декабря 1980 года, так что каждую свободную минуту я посвящала работе с рукописью, тем более что Джек не освобождал меня и от других обязанностей. Я не была на него за это в претензии. Работа мне нравилась.