— Ясно.

— Еще он сказал, что я все еще тоскую по твоему отцу.

— Это правда?

Пауза на другом конце линии.

— И да и нет.

— А ты обсуждала это с папой?

— Этот засранец…

Я подавила смешок:

— Я вижу, ты действительно хочешь снова быть с ним вместе. А теперь, прости, мне правда пора приниматься за чтение рукописи.

— Как мне быть, детка?

— У меня к тебе только один простой вопрос: зачем было так упорно добиваться того, чего ты, получается, не хотела?

— Так уж устроена жизнь.

Я только что закончила редактирование третьего варианта рукописи Джесси-Сью. Приступая к нему, я сообщила Джеку, что очень ей довольна. От нее требовалось последнее усилие — нужно было довести до ума несколько фрагментов о вере и суровом сельском пейзаже, в котором она росла, все еще рыхлых и отвлекающих от главного. Зато совместными усилиями нам удалось сократить двести страниц, сделав менее расплывчатым сюжет и подчеркнув пленяющую читателя звонкую южную напевность.

— Можем мы запланировать книгу на осень? — спросил Джек, когда я ему все это рассказала.

— Я бы хотела, чтобы автор еще немного ее доработала — одно последнее усилие, и у нас, я чувствую, может получиться по-настоящему серьезная и в то же время популярная книга. Мы существенно расширили часть о сексуальной и эмоциональной жестокости ее отца, о том, как трудно было вырваться из его лап, о страхе, который он в ней порождал.

Джек обдумал мои слова.

— Эта женщина, Джесси-Сью… она достаточно прилично выглядит? Способна связать два слова на публике?

— Мы только разговаривали по телефону, и я не просила ее прислать фотографию…

— Она может весить триста фунтов и серьезно нуждаться в депиляции.

— Не исключено.