— Он в отпуске, в котором давно нуждался.

— Но вы отвечаете на мои звонки вместо него уже больше месяца.

— Просто он был безумно занят.

— Слишком занят, чтобы поговорить со мной? Да я единственный автор, которого «Фаулер, Ньюмен и Каплан» печатают целых двадцать пять лет.

— Никто вас не избегает, Корнелиус. Я могу совершенно искренне, положа руку на сердце, сказать, что мы все здесь очень рады каждому вашему новому роману.

— Чему вы можете радоваться, если его никто не читал? Я иду ко дну в смысле денег… если эта книга вас не устраивает…

— Скажите, вам много осталось до ее завершения?

— Примерно пятнадцать тысяч слов. Я даже не уверен, что вообще смогу ее дописать.

— Вы позволите мне прочитать то, что у вас уже есть?

— Вы не мой редактор.

— Джек перед отъездом в отпуск поручил мне в его отсутствие заниматься с его авторами. Если вы хотите узнать мнение…

— Я никогда никому не показываю свои черновики, пока рукопись в работе.

— Тогда заканчивайте ее и приносите… через несколько недель или даже позже, если вам нужно время. Главное — сделать все хорошо.

— Потому что если это будет нехорошо, то…

— Корнелиус…

Очередная долгая пауза.

— Ко мне на несколько дней приезжал мой сын Марк, завтра он возвращается в город. Если он оставит рукопись в вашей редакции, вы сможете прочитать ее за выходные и позвонить мне — обязательно! — в ближайший понедельник?

— Обещаю, что сначала я поговорю о книге с вами, до того как связаться с Джеком. Это лучшее, что я могу сделать.

Но я не обещала Корнелиусу скрыть от Джека, что буду читать книгу. Если бы я промолчала и не сказала шефу, что согласилась ознакомиться с рукописью Корнелиуса, а впоследствии это бы всплыло, думаю, он тут же оторвал бы мне голову, фигурально выражаясь. К тому же, уезжая в отпуск, Джек взял с меня слово ежедневно звонить ему в 18:00 и докладывать обо всем, что случилось в офисе за день. И под «всем» имелось в виду…

— Вы поговорили со снабженцами о заказанных двенадцати дюжинах карандашей «Блэквинг», которых я жду уже нескольких недель?