В пустыне по ночам очень холодно. Это было интригующее открытие. Так же и вид снега там, в красных, как кровь, песках.

В Гранд-Каньоне было ниже нуля. На обратном пути, когда мы возвращались во Флагстафф, выпал такой снег, что нам пришлось заночевать в сомнительном мотеле. В соседнем номере пьяная парочка вела словесную перепалку, и нам благодаря тонким, как облатка для причастия, стенам, по выражению Дункана, было слышно каждое их слово, а потом у них был очень шумный, суетливый секс и какая-то громкая посткоитальная отрыжка.

— А теперь предлагаем вам послушать прекрасную песню Роджерса и Харта «Ах, как же это романтично!», — прокомментировал Дункан.

— Говори тише, — попросила я. — А то еще услышат и подумают: вот приперся какой-то нью-йоркский сноб и подслушивает.

— Это обо мне — нью-йоркский сноб? По-моему, тут у тебя сплошная мешанина. Как бы то ни было, мы получили полное представление об их неандертальской похоти. Пусть теперь они послушают умные разговоры от жителей мегаполиса.

— Умные разговоры я люблю и одобряю, — сказала я, наклоняясь, чтобы поцеловать Дункана. — Спасибо, что вывез меня наконец на Дикий Запад.

— Рад стараться, — сказал он, целуя меня в ответ.

Поездка в Аризону была рождественским подарком Дункана. Он уговорил меня взять целых десять дней отпуска, чтобы своими глазами взглянуть на этот уголок Америки, окутанный легендами и мифами. Мы посетили Лас-Вегас — место странное, даже парадоксальное — и за двое суток, что там провели, в полной мере насладились его мишурным блеском, обилием неона и вакханалией китча. После этого на арендованном автомобиле мы направились на юго-восток, к легендарному каньону. При первом же взгляде он не только пробуждает в вас истинно дарвинский масштаб восприятия времени, но и напоминает о том, что это место существовало в первобытную эпоху, за много тысячелетий до того, как люди начали выходить из пещер. Рядом с этим чудом природы подавляющее большинство человеческих устремлений, порывов и чаяний кажутся возней муравьев, о которой никто и не вспомнит, когда вы и связанные с вами люди перестанете существовать.

Долго я смотрела на этот огромный, сверхъестественный разлом, на эту трещину, проходившую через земную кору до самого горизонта. Невольно это зрелище навеяло мысли об отце, ставшем частью необъятного сообщества исчезнувших душ. Я вспоминала обо всем, чего он желал, но так и не обрел. И о том, с чем он не хотел мириться. Обо всех тайнах, которых за его жизнь накопилось немало. Обо всей той грусти, которой могло бы и не быть. Все ушло теперь. Он стал частью прошлого, столь же неохватного, как этот каньон, ушел в то таинственное место, куда попадем мы все, которого не миновать ни одному из когда-либо топтавших эту землю. Каждый из нас, людей, эфемерен. Вот почему жизнь так абсурдна и в то же время абсолютно бесценна. Все мы движемся к неизвестности. А по пути все мы тратим массу времени, стараясь как можно больше запутать и испортить свое пребывание здесь, на земле. Влезаем в ситуации, которые нам совсем не нужны, и сами создаем такие ситуации. Упираемся, мешая сбываться мечтам. Стоим на месте, когда должны двигаться вперед. Обделяем себя во многом.