3) Возник протест против абсолютизации эмоционально-чувственного фактора в искусстве. Постоянное акцентирование эстетической природы искусства привело к выдвижению на передний план «переживания». Но переживание в конце концов оказалось оторванным от сферы художественного смысла и его онтологической основы. Эстетическое переживание стало самоценным, выродилось в нечто субъективное, поверхностное. У поздних эпигонов классической кантовско-шиллеровской эстетики сформировалась субъективистская по сути «эстетика переживания»[387]. В противовес этой односторонности была подчёркнута онтологическая глубина и смысловая наполненность произведения искусства, по отношению к которым «переживание» оказывается фактором вторичным. Произведение искусства может и не вызывать чувства красоты; оно ценно для нас своей содержательной, бытийной глубиной, полаганием истины[388].

Было осознано различие чувств, вызываемых предметами природы и произведениями искусства. Во втором случае присутствуют особые ингредиенты: реакции на мастерство исполнения, на качества художественной формы, оригинальность творения, сопереживание воспринимающего личности автора, его внутреннему миру и т. д.

В связи с отказом от принципа мимесиса в неклассическом искусстве произошло изменение характера художественной эмоции. Последняя перестаёт здесь быть непосредственной и жизнеподобной. Она приобретает игровой и отчасти интеллектуализированный характер[389].

Все перечисленные выше изменения свидетельствуют, на наш взгляд, не о том, что эстетическое начало будто бы неспецифично для искусства, а лишь о том, что место и роль этого фактора частично переакцентированы и ограничены. Сегодня совершенно ясно, что общность природы и искусства, покрываемая системой традиционных эстетических категорий, велика, но не безгранична. Возможны произведения художественные, но, строго говоря, не эстетические. Они тоже вызывают определённые эмоции, но слишком новые для того, чтобы без колебаний отнести их к разряду эстетических в традиционном смысле этого слова. Таковы эмоционально-художественные оценки, выражаемые понятиями и терминами «дионисическое – аполлоническое», «нон-финито», «вульгарное», «банальное», «брутальное», «китчевое», «кэмп» (утончённое смакование пошлого), «эротизм», «шок» и т. п. (Иногда их ещё называют «паракатегориями».)

Эмоционально-оценочная сфера человеческой психики составляет основу, почву для формирования собственно эстетического отношения к миру. И сфера эта – что в данном случае самое главное – не элиминируется, не устраняется из искусства. Не случайно на роль важнейшей категории, представляющей эстетическое начало в искусстве, в XX веке выдвинулась категория «катарсис». Если раньше она использовалась главным образом применительно к жанру трагедии, то теперь стала категорией общехудожественной, выражающей эмоциональный аспект разрешения в произведении многообразных творческих противоречий, объективных и субъективных. Зародыш такой генерализации понятия содержался уже в суждениях Аристотеля о музыкальном катарсисе («Политика», кн. 8).