– Не думаю, что они примут нас.
Маккейн поглядел в окно.
– Это только вопрос времени, – сказал он. – Эра стран миновала. Некоторое время люди еще будут за нее цепляться, как за бабушкин сервиз, который никогда не используется, поскольку его нельзя мыть в посудомоечной машине, но одно из следующих поколений уже перестанет понимать, зачем нужна страна. – Он показал рукой в окно, на витрину книжного магазина, где были выставлены книги о давно закончившихся Олимпийских играх в Атланте. – Вы это еще застанете, уж поверьте мне. Однажды на Олимпийских играх атлеты станут выступать не от имени страны, а от имени концерна.
– А мы не можем учредить премию? – однажды вечером размышлял Джон, когда они летели высоко над Тихим океаном. – Что-то вроде Нобелевской премии, только за защиту окружающей среды?
Маккейн, который, как обычно во время полетов, изучал документацию, писал замечания на меморандумах и проектах договоров или диктовал письма, поднял глаза от блокнота.
– Премию Фонтанелли?
– Не обязательно. Но мне видится ежегодная премия людям, которые сделали что-то в ключе пророчества. Я имею в виду, что это могло бы стать стимулом. Заставить мыслить иначе. И благоприятно повлияло бы на наш имидж.
Маккейн постучал себя кончиком ручки по лбу.
– Вы
Фразовое ударение показалось Джону несколько своеобразным.
– Да, – ответил он.
– Так сделайте это.
– Я? – Джон с сомнением посмотрел на него. – Я понятия не имею, как происходит нечто подобное.
Маккейн задумчиво положил ручку на блокнот.
– Вам и не надо представлять себе,