Он то и дело выглядывал за двери, но в приемной еще царили утренняя тишина и покой.

– Неужели я единственный идиот, который пытается прикладывать усилия к чему-то в этом мире? – проворчал он однажды, закрывая за собой дверь.

Это была трудная работа. Каждая папка предназначалась для одного дела, для завоевательного похода, для вторжения. И не все эти проекты были успешны, наоборот. Становилось все труднее и труднее. Биржевые ориентировки росли как безумные, у каких-то смехотворных предприятий внезапно оказывалась биржевая стоимость в несколько миллиардов: у каких-то Интернет-фирм, в буквальном смысле слова состоявших из ничего – имени, офиса, пары вшивых компьютеров, – и за все время своего существования не получивших ни единого цента прибыли. Ну ладно, он все равно не хотел их иметь, но на то, чтобы разобраться с ними, требовалось время. Непосильно. И что самое горькое: он сам в значительной степени приложил к этому руку, со всеми биржевыми маневрами, которые проводила в прошлом фирма «Фонтанелли энтерпрайзис». Поглощения фирм, оплаченные напечатанными на ровном месте акциями, так сказать, воздухом. Теперь все возвращалось.

Наконец, когда часы показывали без десяти семь, первая секретарша неохотно явилась на работу.

– Кофе! – зарычал он, обращаясь к ней, еще прежде, чем она успела снять пальто. – Целый чайник!

А Джон Фонтанелли был в Италии, еще у Вакки. Только бы они не нажужжали ему что-нибудь опять. Он чувствовал сильное желание швырнуть чем-нибудь в стену, когда он думал о том, как можно было повлиять на все, каких страшных вещей можно было избежать, если бы он мог начать пользоваться состоянием Фонтанелли двадцать лет назад. Слишком поздно! Он вынужден был думать об этом слишком часто, слишком часто приходить к такому выводу. Слишком медленно! Все, за что он брался, что приводил в движение, гнал вперед, – все двигалось слишком медленно, сколько бы он ни пытался, ни угрожал и ни разговаривал.

Он посмотрел на карту мира, висевшую за его столом, на которую были нанесены все филиалы, предприятия, капиталовложения, кооперации и дочерние предприятия, их монополии и рынки, степень их влияния. Это была беспримерная империя, но она по-прежнему была еще слишком мала и слишком слаба, чтобы остановить ход вещей. И было неясно, как все это должно измениться. Они начали слишком поздно и слишком медленно двигались вперед.

В дверь постучали. Кофе. Он принял его и потребовал соединить его с профессором Коллинзом. Поднялся, попивая кофе из чайника, уставился в окно и стал ждать.