А, нет, это над ним: прибор в темно-синем металлическом кожухе, выглядевший точно так же, как во всех «медицинских» сериалах по телевизору.
Это наблюдение некоторое время лениво перекатывалось внутри него, постепенно оформившись в предположение: может быть, он лежит в больнице?
Это было нечто. Неясные воспоминания о крови, текущей меж пальцев. Вокруг – кричащие, бегающие люди, затем изображение сморщивается, с краев поля зрения надвигаются темные тени, все ближе и ближе к центру.
Выстрел… Возможно ли это? Что в него стреляли? И неужели это настолько болезненно? По телевизору все выглядело намного проще.
Не так… продолжительно.
Он задремал на время, поплавал среди звезд, золотых океанов, пока не услышал голоса, звавшие его обратно. На этот раз оказалось легче открыть глаза, зато сфокусировать зрение удалось не сразу. Светлое пятно превратилось в лицо женщины с миндалевидными глазами.
– Он проснулся, – сказала она, обращаясь к кому-то, и исчезла. В небе появилось другое лицо и негромко произнесло:
– Привет, Джон.
Он знал ее. Да. Щелк-щелк, все возвращалось, все воспоминания, вся его жизнь. Урсула. Если бы только во рту не было так сухо, если бы язык не был таким распухшим… Неужели у него что-то застряло в горле? В носу? Все так тяжело давалось.
– Не говори, если тебе трудно, – с печальной улыбкой сказала она.
Глаза у нее покраснели, словно от простуды или после трансатлантического перелета. Было еще что-то, от чего у нее могли покраснеть глаза, он не мог вспомнить, от чего именно. Он знал только, что глаза могут быть такими красными и такими опухшими из-за сухого разреженного воздуха в самолете.
– Я… – выдавил он из себя.
Она улыбнулась, коснулась его руки, где-то далеко.
– Я пытался… позвонить тебе…
– Да, – сказала она. – Я знаю.
– Тебя… не было…
– Все это время я была во Флоренции, – с печальной улыбкой пояснила она. – В архиве, ты знаешь. Погрузилась в работу.
Он попытался кивнуть, но не вышло.