– Все, что есть у Маккейна, – это кусок бумаги. А что это такое?

– Действительное завещание, – в отчаянии произнес Джон.

– Нет же. Действительно только то, что признают действительным люди. – Padrone положил холодную руку ему на лоб, словно успокаивая. – Ты забыл, что началась избирательная кампания? Первое самое обширное голосование из всех, что когда-либо проводились? Ты потребовал от человечества принять решение. А теперь, после покушения на тебя, они знают: если они примут решение оставить все, как есть, они выберут Маккейна. Тогда Маккейн унаследует состояние и однажды станет повелителем мира. Но этого не должно случиться. Будет вотум. Один голос, не более – маленький, тихий, на вид незначительный – но он могущественнее всего оружия в мире, потому что это голос всего человечества. Люди могут решить изменить ход вещей. Всего лишь первый шаг, но все начинается именно так. – Он посмотрел на него с добродушным, почти прозрачным лицом. – И ты сделал это возможным. Ты открыл дверь в будущее. Другие войдут в нее или повернут назад; за это ты уже не в ответе. Но сейчас, в этот момент, в эти дни, у людей есть будущее. И ты дал им его.

Джон посмотрел на него, чувствуя, как на глаза набегают слезы.

– Это правда?

– Ты знаешь, что это так.

Да. Он знал это. Но все равно беспокоился.

– А я? Что теперь будет со мной?

Padrone протянул ему руку.

– Идем.

Джон колебался.

– Но если это все же было ошибкой? Если я должен был поступить иначе? Может быть, если бы я попытался… хотя бы попытался изменить систему налогов?.. Есть еще так много всего, что я еще даже не пытался…

Казалось, тишина длилась вечно. Но чем дольше она длилась, тем больше отчаяния впитывала в себя, словно промокашка пролитые чернила. Слезы высохли. Он успокоился.

– Скажи мне одно, – потребовал padrone. – Ты сделал, что мог?

– Не знаю. Я…

– Не то, что мог бы сделать кто-то другой. Что ты мог.