— Что ты такое сказал? — Губы ее тряслись.

И хотя он видел в ней все еще остаток надежды на то, что он сейчас заявит, что пошутил, он спокойно и тихо проговорил:

— Я же тебе четко, без запинок сказал: я убил человека.

— Как убил?

— Застрелил. У отца было ружье. Незарегистрированное, он его еще по молодости у соседа за две бутылки купил.

— Что ты такое говоришь, Игорь… — задавливая голос, низводя его в жуткий шепот, отчаянно замотала головой.

Он пожал плечами, примолк, как бы досадуя на ее непонятливость. Наконец она сделала несколько шагов и опустилась бочком на стул, некоторое время сидела неподвижно, будто в полуобморочном состоянии.

— Собственно убивать я не хотел, — заговорил он вяло. — Думал: как-то все в последний момент разрешится… Так уж получилось.

— Что же теперь будет? — промолвила она, словно не слыша его.

— Поживем — увидим…

— Но как ты мог? Почему?

Он опять дернул плечами.

— Вот так и мог. Подкараулил и… А ружье потом выбросил в реку… Там, на старой набережной.

— Это все правда? — прошептала она.

— Истинная правда, — улыбаясь сказал он и картинно, с жутковатой шутливостью, медленно и крупно перекрестился — точь-в-точь, как это делал отец.

— Я тебе не верю… — голос ее стал совсем тих. — Ты не можешь… Ты не такой человек. Я тебя очень хорошо знаю…

— Выходит, плохо знаешь.

— Господи, если все это правда… Но кто?! За что можно убить человека? — Шепот ее сделался будто злее: — Как можно просто так взять и убить человека?

— Почему же просто так? Совсем не просто так, — задумчиво сказал он. — Впрочем, теперь все равно.

Она онемев смотрела на него, потом обхватила ладонью себе глаза, не прикрыла, а именно сильно обхватила, наверное, в попытке сдержать брызнувшие слезы, и мелко затрясла головой. Отняла руку, глаза были красны и полны слез.