Началась игра в фанты: каждый проигравший должен был выпить водки, смешанной с лимонадом. В компанию входили и две их одноклассницы. Ребят, естественно, одолевало глупое желание покрасоваться перед девочками. Короче, после водки все охмелели, вошли в раж и затеяли более опасные игры. Что было дальше, Никита рассказывать не спешил, но я догадался: все знали о его простодушии и недалеком уме, поэтому отвели ему роль шута. Нашего сына стали подначивать, он вызов принял и залпом выпил слишком много мистелы, после чего соображал уже плохо.
Никита не помнил, как его погрузили на скорую. Смутно припоминал, как приятели на руках вынесли его на улицу – наверняка чтобы избавить хозяина гаража от неприятностей с законом. Больше ничего в памяти у него не осталось – даже того, как медики приводили его в чувство.
Именно в те дни я нашел в почтовом ящике очередную записку:
Твой сынок станет наркоманом и преступником, и виноват в этом будешь ты, так как не воспитывал его как следует и подавал ему дурной пример.
22.
«А что сеньоры будут пить?» Амалия выбирает эксклюзивное красное вино («элитное», как она выражается; «из дорогих», как выражаюсь я) и с видом знатока-энолога задает какой-то вопрос, но не ради получения информации, а чтобы дать официантке понять, что не следует даже пытаться нас обмануть. Затем Амалия просит налить ей вино в большой бокал. Чтобы ее правильно поняли, она изображает желаемый размер двумя руками. При этом сверкающие часики на жемчужном браслете сползают к самой кисти. Амалия предупреждает, что, если у них таких бокалов нет, она будет пить что-нибудь другое. Моя жена не перестает улыбаться, так что зубки ее сверкают под стать часикам. И грозит, что этим другим будет минеральная вода без газа. Официантка спешит ответить – и не без гордости, – что в их ресторане конечно же имеются бокалы любого размера.
Для Амалии вино является неким жизнеутверждающим символом. Есть в этом и доля снобизма, что тоже доставляет ей удовольствие. Она бы никогда не позволила себе попробовать хорошее вино из маленькой рюмки, и уж тем более – какой ужас! – из стакана. «Я им не каменщик!» Однако подобную фразу, от которой разило классовым высокомерием, она никогда бы не произнесла в своей передаче на радио, где изображает из себя образцовую сторонницу передовых левых взглядов. Я с ней не спорю. Правда, речь идет о тех днях, когда я еще зачарованно смотрел на нее. Иногда я старался незаметно подойти к ней сзади и тайком вдохнуть запах духов, исходивший от ее длинных волос, и втягивал его в себя так самозабвенно, что в любой момент в нос мне мог попасть конец одной из прядей.