А что вы сами можете? Позволили хитрым старикам разорить страну, сами в этом тоже преуспели, обворовали всех, кого только смогли, унизили, а теперь — "через губу"? И все только "бабки, бабки" на уме. Отец ненавидел все, что выходило из‑под руки молодых — безумные клипы, нелепые подтанцовки, страшненькие, убогие, бумажные фильмы. А это откровенная ориентация на запад! Что без конца Америке в рот‑то смотреть? Или у нас собственные мозги совсем усохли?

И вот теперь сынок… Можно понять, что тебе невмоготу стало в этой конторе. Не каждому в радость нефть из пустого в порожнее переливать, посредники, блин! Но ты предварительно позвони домой, посоветуйся. Каково это слышать от чужих людей! Не умеешь быть счастливым, так стань хотя бы богатым. При родительских‑то связях — дерзни!

Он три дня ждал звонка от сына. Потом не выдержал — позвонил сам. И тогда в дом страшненькой "глокой куздрой" вползло словосочетание "высокая мода". Мать тут же стала собирать чемоданы.

В молодости про Ольгу Константиновну говорили, что она похожа на японку, хотя никакой раскосости в ее спокойных, карих глазах не наблюдалось, но красивая была женщина. Теперь она огрубела, когда‑то миниатюрная фигурка ее стала коренастой, крепенькой, былая экзотичность в повадках сменилась трезвым отношением к жизни. Она не стала жадной, ни в коем случае, и если все делала своими руками — и помидорную рассаду на подоконниках растила, и обои переклеивала, без конца кроила и подшивала новые шторы, окон в новом доме было, как в казарме, и меняла плитку в ванных — то вовсе не из экономии, хотя, конечно, она тут присутствовала, а из‑за укоренившейся привычки к работе. Все эти дела, которые муж называл придуманными, были для нее поручнями, вцепившись в которые она брела по жизни. А как иначе жить? Деньги есть, дом огромный, но чем занять день? Желание сына идти в чужой мир фотомоделей и подиума казалось ей верхом расточительности. У них с отцом там блата нет. Ну кто так делает, Антон?

Сын молчал. В конце концов, Ольга Константиновна вынуждена была перейти от риторических вопросов к прямому нападению. Естественно, она цитировала мужа (его авторитет был непререкаем), то есть нападала не на столько Антона, сколько на все его поколение. Иногда только прорывался личный, от сердца идущий всхлип: я из‑за тебя поседела, ты еще наплачешься на моей могиле, пощади хоть отцовскую печень!

— Вы думаете, что вы "не такие". Что вам — все можно. Подожди, дорогой. Ничего нового вы не придумаете. Так же будете детей рожать и пеленки сушить. Разве что легче будет с тайдом и памперсами. Но разве в этих игрушках дело? Подождите, еще ваши детки подрастут, покажут вам, где раки зимуют.