Ранним утром желудку Амары запах таверны нравится ничуть не больше. Британника заставляет ее поесть хлеба, следит, как она жует, и кивает ей со свирепым видом, который, возможно, ею самой воспринимается как ободряющий.
— Не смотри на меня так, — говорит Амара. — Ты меня нервируешь.
— Это лучше, чем тошнота.
— Лучше смотри, чтобы Фабию не пропустить.
Они сидят за неприметным столиком, в тени лестницы, в почти пустой таверне. Но когда Никандр громким голосом подзывает Фабию, обе женщины понимают, что та, кого они ждут, уже пришла. Когда он заводит Фабию за угол и она видит их, старухе уже не сбежать: за ее спиной стоит Никандр с большой миской горячей похлебки. Он жестом показывает ей на стул, и плечи Фабии обреченно поникают.
— Хорошо выглядишь, — говорит Амара, когда старуха опускается на стул напротив. Британника в знак согласия улыбается, обнажив дырку между зубами.
— Какая ты добрая, что пришла повидать меня, дочка.
— Тебе нравится новая хозяйка? И как ты только могла не поделиться счастливой новостью о помолвке Феликса.
— Пожалуйста, — Фабия облизывает губы, в кои-то веки не набрасываясь на еду. — Он бы меня убил.
— Из-за Виктории я могу лишиться всего. Ты могла бы найти способ предупредить меня.
— Это Феликс. Прошу тебя. Моя жизнь для него ничего не значит. А Парис… — Фабия умолкает.
— Что Парис?
— Феликс поручил ему за мной шпионить. Моему собственному сыну. Молюсь, чтобы ты никогда не узнала, каково это.
Амара не обращает внимания на эти взывания к жалости.
— Расскажи мне, что случилось с тех пор, как Виктория вернулась.
Фабия начинает хлебать похлебку, но без обычного энтузиазма.
— Он взял ее в свою новую таверну, чтобы отпраздновать. Он везде ей хвастается, называет ее своей вольноотпущенной и женой.
Фабия кривит рот, как будто ей попалось что-то горькое.
— Ты обвиняешь меня. Но, думаешь, Бероника не знала? Она тоже тебя не предупредила.
Боль тяжелым грузом оседает у Амары в груди, как сухой хлеб, который в нее впихнула Британника. Было время, когда она доверяла Виктории и Беронике, как родным сестрам.