Слезы текут по щекам Амары, она вытирает их. Было бы намного проще, если бы она могла возненавидеть свою подругу, а не чувствовать эту бесконечную, бездонную печаль.
Филос по-прежнему тайно приходит к Амаре по ночам, теперь скорее страх, а не страсть влечет их друг к другу. Они сидят в обнимку на кровати, прислонившись спинами к стене, и ведут все ту же беседу, которая повторялась между ними много раз.
— Я много не стою вот с этим, — шепчет Филос, показывая на то место на тунике, за которым скрывается клеймо. — Он никогда не сможет продать меня на публичном аукционе. Такая метка
— Но тогда не будет никаких доказательств, что ты больше не принадлежишь ему, так? Разве в таком случае мне не будет труднее освободить тебя?
— Ты в любом случае не сможешь этого сделать еще много лет. Это будет выглядеть слишком подозрительно.
— Но если я не освобожу тебя, какой вообще в этом смысл?
— Смысл в том, что я буду с тобой; я буду отцом. Для меня это важнее свободы. Ребенок все меняет, Амара.
— Руфус не может мне отказать, да? — Амара уже сотни раз задавала Филосу этот вопрос. — Он как будто не возражал, когда я предложила, чтобы ты приходил ухаживать за ребенком; в тот раз он не сказал мне нет. Конечно, он должен согласиться. Он обязан сказать мне да.
— Не накручивай себя, — говорит Филос, обнимая ее и притягивая к себе. — Как бы он ни поступил, твоей вины в этом не будет.
Слова Филоса ее не успокаивают. Она чувствует, как страх охватывает все ее тело, и цепляется за возлюбленного, вглядываясь в темноту за его спиной. Только они двое в состоянии по достоинству оценить друг друга, однако это никак не поможет им избежать сурового приговора или наказания. С тех пор как ее обратили в рабство, Амара никогда еще не испытывала такого сокрушительного ощущения беспомощности, и хоть ей и стыдно, но порой она жалеет, что полюбила Филоса, потому что в противном случае ей бы не пришлось нести тяжелое бремя женщины, которая выбрала несвободного мужчину.
Утром она поворачивается туда, где он лежал, хоть и прекрасно знает, что кровать с той стороны будет пустой. Амара протягивает руку и кладет ее на холодное покрывало. Должно быть, скоро рассвет. В комнате все еще темно, только пение птиц подсказывает, что ночь уже подходит к концу. Амара слышит скрип входной двери, когда Ювентус открывает ее, знакомый успокаивающий звук. Амара закрывает глаза, надеясь вновь погрузиться в сон, но вдруг резко их распахивает. Ювентус орет.