— У меня никогда не было иной жизни.

Амара знает, что это правда. Ее убежденность, что ей удастся освободить Филоса и во второй раз обмануть Фатум, повисает между ними, бесплотная, точно дым. Филос берет ее руки в свои:

— Прости. Я пытался предупредить тебя.

Филос так и сидит на корточках рядом с ней, и чувство вины, написанное на его лице, ранит ее сильнее, чем что-либо еще.

— Тебе не за что извиняться. Не за что. — Она крепче сжимает его пальцы. — Мы можем попробовать снова. Может, это займет несколько лет, но я не сдамся. Я не успокоюсь, пока ты не будешь свободен, даже если для этого потребуется отдать все, что у меня есть.

* * *

Амара стоит в атриуме, на том самом месте, где когда-то они стояли с Дидоной и смотрели, как дом наполняется. Теперь он пустеет. Мебели внутри почти не осталось, в комнатах наверху шаром покати, в столовой уже не стоят диваны. Руфус предложил одолжить ей часть мебели, чтобы она перевезла ее к Юлии, но новое жилье настолько меньше, что там почти ничего не поместится.

Марта уже ушла, она вернулась в дом Руфуса вместе с медным столом, подсвечниками и серебряным зеркалом. Амара смотрит, как Британника и Филос выносят последние ее сумки в атриум и аккуратно ставят у входа. Когда они втроем уйдут, в доме останется один Ювентус, будет охранять его от воров, пока не въедет новый жилец, а потом и он вернется к Руфусу.

Амара поднимает взгляд наверх. В квадратное окно в потолке льются свет и тепло сентябрьского солнца. Отсюда небеса кажутся бесконечно далекими. По небу пролетает стайка воробьев, маленькие черные стрелы на ярко-синем фоне, и Амара вспоминает Плиния, как он говорил, что она похожа на птицу, которая не может петь в неволе. По сравнению с борделем этот дом был ее тихой гаванью, но Амара начинает думать, что никогда не будет свободной.

— Готова? — это Британника, не Филос, обращается к ней.

— Думаю, я еще взгляну последний раз на сад, — отвечает Амара, удивившись тому, как спокойно звучит ее голос. Она идет на свет, мысленно поблагодарив Британнику и Филоса за то, что не предложили пойти с ней.

Жар обрушивается на нее еще до того, как она выходит на солнце. Амара идет по раскаленной каменной дорожке. Белые, желтые и лиловые цветы покачиваются среди трав, которые она высаживала вместе с Филосом, воздух наполняется их сладким запахом, и Амара вспоминает отцовский дом. Ей грустно оставлять здесь растения, за которыми она так бережно ухаживала, но пришла она сюда не из-за них. Амара смотрит на Дидону. Художник, Приск, выполнил свою работу безупречно, однако Амара впервые сожалеет, что увековечила подругу в таком суровом образе. В ее голове раздается голос Виктории; она помнит, как та в ужасе отвернулась. «Что ты наделала?»