— Это она, — шепчет Амара Британнике. — Она здесь.
* * *
Гром, разбудивший ее среди ночи, ничто по сравнению с бурей, которая обрушивается на Амару, когда она неумолимо погружается в родильную агонию. Иногда ей хочется выцарапаться из собственного тела, и она впивается ногтями себе в бедра, скорчившись на огромном деревянном родильном кресле Валентины. Две безымянных помощницы повитухи стараются успокоить ее, гладят по спине и шепчут банальности про то, как она родит своему патрону здорового сына. Амаре противны их прикосновения, ощущение ткани на своей коже, и она все время отталкивает одеяло, которым Валентина покрыла ей колени, чтобы уважить ее стыдливость.
— Я шлюха! — рычит Амара, когда Валентина опять пытается прикрыть ее. — Плевала я на это!
Повитуха, без сомнения, привычная к любому поведению в стенах родильной комнаты, не настаивает и кивает помощнице, чтобы та подняла одеяло с пола.
— Уже скоро, — говорит она низким и спокойным голосом. — Ты сама себе сопротивляешься, перестань, доверься себе.
Амара пронзительно кричит, когда новая волна боли пронизывает ее насквозь. Не только тело ее раскрывается, ум раскалывается на части, и она остается наедине с этим беспощадными, беспрестанными толчками. Валентина приседает между ее коленей:
— Я хочу, чтобы в следующий раз ты тужилась, когда почувствуешь приближение схватки, тужилась изо всех сил.
Едва повитуха успевает договорить, как Амара снова кричит. Сама смерть не может быть хуже, чем это.
— Ты все равно сопротивляешься. Лови волну, когда почувствуешь ее приближение, выталкивай боль из тела.
— Я не могу, — стонет Амара. — Не могу.
Она чувствует, что кто-то схватил ее за руку и сжимает пальцы так сильно, что Амара даже лучше начинает воспринимать происходящее.
— Ты сильная, — говорит Британника.
Амара смотрит ей прямо в глаза и не отрывает взгляда, когда приближается новая волна, стараясь сосредоточиться на боли. Она кричит, но не от страха, а от ярости и тужится со всем неистовством, благодаря которому ей до сих пор удавалось выживать в этом мире.
— Продолжай, — говорит повитуха. — У тебя получается: ребенок почти вылез.
На этот раз, почувствовав приближение волны, Амара начинает тужиться изо всех сил еще до того, как она накрывает ее с головой, не обращая внимания на боль.
— Почти все. Ты хорошо справляешься.
Амара не позволяет себе раствориться в изнеможении, которое липнет к ней, точно пот. Боль снова нарастает, и Амара собирается с последними силами, чтобы тужиться дальше, и так сжимает руку Британники, что слышит, как та вскрикивает. Ребенок отчаянно копошится внутри нее, а затем выскальзывает на руки Валентине.