Миг полнейшей тишины, а затем раздается громкий вопль. Валентина смеется:

— Злющая, как ее мать.

Амара так измотана, что у нее нет сил даже наклониться вперед, чтобы увидеть своего ребенка. Свою дочь. Она пытается посмотреть туда, где сидит повитуха, но между ее ногами все горит огнем, который только сильнее вспыхивает при каждом движении.

— Она здорова?

Валентина положила девочку на расстеленное на полу одеяло и осматривает ее, массирует ей конечности и прощупывает. Ребенок яростно верещит от каждого тычка. Амара морщится от этих звуков.

— Она здорова, — наконец заключает Валентина. — Не вижу никаких дефектов. Нет нужды избавляться от нее.

Амара протягивает руки, чтобы подержать своего ребенка, но Валентина передает его помощнице, которая также сидит у ног Амары.

— Откинься назад и медленно выдохни, так надо.

Валентина с силой нажимает на живот Амары, в руке она держит тугую веревку.

— И еще раз.

Телу Амары становится легче, по мере того как тяжкий груз, который она несла столько месяцев, спадает с нее. Повитуха облегченно улыбается. Самая опасная часть родов позади.

— Пожалуйста, я хочу подержать ее.

— Я принесу ее к тебе в кровать после того, как ее вымоют.

Отчаянно желая увидеть ребенка, Амара пытается встать, но, к своему удивлению, не может. Силы покинули ее тело вместе с ребенком. Помощница Валентины гладит ее по плечу и тихо просит подождать. Амара чувствует воду на своей коже: женщина ее моет. А потом она видит кровь. Ее так много: потеки на полу, брызги на ногах, одеяла, пропитанные ей. Последствия насилия. Амара думает о Феликсе, о всей той крови, которую он пролил, однако вся его сила и власть лишь тень по сравнению с этим. Покончить с жизнью ничего не стоит, а чтобы подарить ее, необходимо отдать все. Помощница видит выражение лица Амары, но неверно его истолковывает.

— Это все после родов, — успокаивает она. — Сейчас ты уже не сильно кровоточишь. Самое худшее позади.

С помощью Британники Амаре удается дотащиться до постели, и ее снова обматывают тканью, чтобы остановить кровотечение. Амара смотрит, как Валентина втирает масло и пажитник в нежную кожу ее дочери, а затем аккуратно смывает их водой. Ребенок протестующе кричит — и сердце Амары сжимается от тоски.

К тому времени, когда ей подносят тесно спеленутого ребенка, Амара готова расплакаться.

У ребенка красное и морщинистое личико, губы недовольно надуты, синие глаза широко раскрыты и моргают. Девочка кажется одновременно странной и родной. Амара гладит дочь по голове, покрытой мягким пушком, и слезы струятся по ее щекам.