Когда Амара приходит домой, Филос уже там, а Руфина спит наверху. При виде его, склонившегося над какими-то восковыми табличками в маленькой темной комнате, у Амары сжимается сердце. Она наклоняется, чтобы поцеловать его, и Филос с улыбкой поднимает на нее взгляд. Подобные знаки внимания от любимых другими людьми воспринимаются как должное, но для них это — редкая драгоценность.
— Ты поел?
Амара идет к печурке, ей очень хочется что-нибудь для него сделать.
— Я не очень голоден. Почему бы тебе не поесть?
— Я поужинаю позже, с Юлией.
— Тогда я поем, спасибо. Только оставь что-нибудь для Британники.
— Это работа от Руфуса?
— Нет, лучше. Юлия дала мне посмотреть счета кое-кого из ее друзей. Так что эта работа оплачивается.
— О, замечательно! — восклицает Амара, но ее сердце ноет при мысли, скольким они теперь обязаны хозяйке этих комнат и в какую ярость Юлия придет, когда Амара отвергнет Деметрия. Она помешивает еду: суп с мясом кролика, который Британника купила вчера и который они постарались растянуть на два дня. Застывший жир начинает таять по мере того, как жидкость нагревается. Настал момент, когда она обязана рассказать Филосу о Деметрии, чтобы они вдвоем смогли придумать, как лучше поступить. Амара оглядывается на стол. Филос снова уткнулся в таблички и морщит лоб. Темные мешки у него под глазами бросаются в глаза, изнеможение окутывает его, точно плащ. Суп бурлит в горшке, и брызги попадают ей на руку. Амара резко втягивает носом воздух и убирает горшок с огня. Филос не поднимает глаз, пока она накладывает суп в миску. Запах от кушанья идет уже не самый приятный.
Амара садится напротив Филоса и ставит миску на стол.
— Огромное тебе спасибо.
Он складывает таблички и снова улыбается ей:
— Я помню, как однажды ты сказала мне, что тебе становится неловко, когда я тебе прислуживаю. А теперь мне неловко есть одному.
— Я сегодня и так хорошо поела, честное слово.
Только после заверения Амары Филос берется за ложку.
— Я помню тот день. Тогда я решила купить Викторию, после того как ко мне приходила Фабия.
Амара думает обо всем, что случилось потом, и вздыхает:
— Я жалею, что не послушала тебя.
— Ты любила ее. Мне легко было сказать тебе оставить Викторию там. Я сомневаюсь, что в подобной ситуации сам бы внял такому совету.